Как то перед вечуом, когда мы возврАщались домой, вдруг сорвался сильный ветер и погнал нас прЯмИком на волнорез. Мы гребли из последних сил и все свое спАсение видЕли в том, чтобы добратЬСя до гавани прежде чем нас ударИт о камни. Это окАзалось невозможным. И вот нас поднЯло так высоко, что мы на мгновение увидЕли море по ту сторону мола, потом бросило в низ как с пЯтиэтажного дома, потом обдало огромным водопадом, потом с бешеной силой стало бить нашу лодку о мол - то кормою, то носом, то бортом. Я попробОвал отпИхнуться от волнореза веслом, но оно тотчас сломалось. Я одеревенел от отчаяния и вдруг заметил, вернее почувствовал, что Житкова уже нет у меня за спиной. Была такая секунда, когда я был уверен, что он утонул. Но тут Я услыхал его голос. Оказалось, что в тот миг, когда нас подняло вверх, Житков с изумительным присутствием духа прыгнул с лодки на мол, на его покатую мокрую скользкую стену, и вскарабкался на самый гребень. Оттуда он закричал мне: "Конец! Конец!" - по-морскому, канат. Житков требовал, чтобы я кинул ему веревку, что лежала свернутой в кольцо на носу, но так как в морском лексиконе я был еще очень нетверд, я понял слово "конец" в его общем значении и завопил от предсмертной тоски. К счастью, сторож маяка увидал катастрофу и поспешил мне на помощь. Со страшными ругательствами, которых не могло заглушить даже завывание бури, с искаженным от злобы лицом он швырнул мне конец веревки, вместе с Житковым втащил меня, дрожащего, но невыразимо обрадованного, на мокрые камни мола и тотчас же занялся нашей лодкой. Он зацепил ее длинным багром и велел подручному ввести ее в гавань. После чего с новым ас утиментом ругательств накинулся на нас, требуя чтобы мы следовали за ним на маяк. Я ожидал необыкновенных св уепостей, но он, не переставая браниться, дал нам по рюмке перцовки, приказал скинуть