После крестьянской реформы 1861 года, когда в российских де-ревнях начались волнения, вызванные грабительским характером реформы, получила хождение прокламация <К> . Ее авторство власти решили приписать Чернышевскому. Од-нако не так-то просто было расправиться со знаменитым литератур-ным критиком, статьи которого пропускались царской цензурой и широко печатались в <Современнике> и <Отечественных> . Всем было известно о его революционных симпатиях, о бли-зости с Герценом и другими крупными революционерами, однако эта сторона деятельности Чернышевского была тщательно закон-спирирована. На виду была лишь его литературная деятельность. С поразительной и дерзновенной ловкостью Чернышевский умел вы-сказываться в своих статьях <между> . Когда в печатавшихся в <Современнике> статьях о Гарибальди и в комментариях к ита-льянским событиям он со странным упорством чуть ли не в каждой фразе повторял: <в> , <я> , даже самый бестолковый читатель в конце концов начинал понимать, что речь шла о России и о текущих политических событиях. Тем не менее формально придраться было не к чему.7 июля 1862 года власти, опасавшиеся открытого восстания, арестовали Чернышевского и бросили его в Петропавловскую кре-пость. Формальным поводом послужило письмо Герцена, в котором говорилось о том, что он вместе с Чернышевским собирается печа-тать <Колокол> за границей, поскольку в России журнал был за-прещен. Но этого было мало, необходимо было предъявить Чернышевскому более веское обвинение. Но в чем? И власти пошли на прямой подлог. Отставной уланский корнет В. К. Костомаров, раз-жалованный в рядовые за тайное печатание <возмутительных> , человек с психическими отклонениями и бездарный поэт-гра-фоман, чтобы избежать наказания, согласился сотрудничать с III отделением. Подделав почерк Чернышевского, Костомаров написал записку, будто бы от Чернышевского, с просьбой изменить одно слово в прокламации. Кроме того, Костомаров сфабриковал еще письмо, в котором якобы содержались неопровержимые доказа-тельства прямого участия Чернышевского в революционной дея-тельности. На основании этих фальшивых улик в начале 1864 года сенат вынес Чернышевскому приговор - 14 лет каторги и вечное поселение в Сибири. Александр II утвердил приговор, сократив срок пребывания на каторге на 7 лет, однако фактически Черны-шевский провел в заключении более 18 лет.При аресте Чернышевского были конфискованы все его записи, в том числе дневник. Самые <опасные> заметки были зашифрованы (довольно примитивным способом), однако в целом дневниковые за-писи носили довольно беспорядочный характер, к тому же их язык и стиль производил довольно сумбурное впечатление. Когда Черны-шевскому, который решительно отверг фальшивку Костомарова, стали предъявлять обвинения уже на основании дневниковых запи-сей, он придумал смелый и интересный ход: он решил выдать днев-ник за черновик литературного произведения, а все свои рассужде-ния - за вымысел беллетриста. Более того, существует мнение (яростно оспаривавшееся официальным советским литературоведе-нием), что Чернышевский стал писать <Что> лишь для того, чтобы оправдать содержание своего <крамольного> дневника, который он таким образом превращал в черновик романа. Едва ли причина его написания только в этом, однако эта версия проливает свет на загадку романа, явно плохо продуманного и написанного в спешке. Действительно, тон повествования то становится небреж-ным и развязным, то оно приобретает надуманные, фантастические черты.В советском литературоведении было принято утверждать, что царская цензура просто-напросто <проглядела> революционный ха-рактер произведения и поэтому допустила его к печати. Но есть и иная точка зрения: цензоры прекрасно видели, что все в этом якобы <любовном> романе шито белыми нитками, однако, прини-мая во внимание полное отсутствие каких-либо художественных достоинств рукописи (об этом на первых страницах заявляет и сам автор), они надеялись, что прославленный публицист и революцио-нер скомпрометирует себя в глазах просвещенной общественности столь бездарной поделкой. Но вышло все наоборот! И дело тут не в литературных дарованиях автора, но в том, что он своей книгой сумел задеть за живое не одно поколение молодых людей, которые смеялись над рассуждениями о Прекрасном и самой безупречной форме предпочитали <полезное> содержание. Они презирали <бес-полезное> искусство, зато преклонялись перед точными науками и естествознанием, они отшатывались от религии, но с религиозным пылом отстаивали веру в человека, точнее, в <новых> , то есть - в себя самих.