никакое самое яркое словесное описание
литературного героя не может представить читателю с такой конкретной
определенностью его облик, как это делает иллюстрация. Таким образом,
иногда рисунок может стать барьером между читателем и авторским
замыслом. У каждого читателя есть личное отношение к прочитанному. Есть
заветные книги, которые входят в жизнь каждого из нас как факты нашей
собственной биографии. Эти "первые встречи" с шедеврами мировой
литературы остаются в памяти читателя связанными с бурей чувств и
переживаний, ими пробужденных. Как суметь иллюстратору не оскорбить это
заветное, не разрушить "кристаллизацию" ? Стендаль употребляет этот
термин, анализируя процесс зарождения и развития чувства любви, но этот
же термин применим и к чтению, и к созерцанию прекрасного. Каждый
читатель создает своего Гамлета, свою Татьяну Ларину, свою Наташу
Ростову. Совпадут ли образы, созданные иллюстратором, с читательскими
ассоциациями ? Случается, что зрительный образ как назойливая
конкретность только мешает "кристаллизации" читательской мысли.
Эти опасные свойства иллюстрации обязывают художника - иллюстратора
очень осторожно подходить к литературному произведению. Только при
наличии особого "избирательного сродства" между писателем и
иллюстратором, как чудо, случается слияние зрительного и литературного
образа в нерасторжимое единство, и тогда иллюстрация остается в сознании
читателя как постоянный спутник книги. Так, для многих
читательских поколений "Дон Кихот" и "Гаргантюа и Пантагрюэль",
"Мюнхаузен" и "Старый моряк" неотделимы от Гюстава Доре, "Медный
всадник" непременно приведет на память рисунки Александра Бенуа, а
"Демон" - иллюстрации Врубеля.