"Вязанки хворосту не даст утащить; в какую бы ни было пору, хоть в самую полночь,
нагрянет, как снег на голову, и ты не думай сопротивляться, - силен, дескать,
и ловок как бес... И ничем его взять нельзя: ни вином, ни деньгами; ни на
какую приманку не идет. Уж не раз добрые люди его сжить со свету собирались,
да нет - не дается".
так думали соседние мужики о Бирюке
Мы вышли вместе. Дождик перестал. В отдалении еще толпились тяжелые громады
туч, изредка вспыхивали длинные молнии; но над нашими головами уже виднелось
кое-где темно-синее небо, звездочки мерцали сквозь жидкие, быстро летевшие
облака. Очерки деревьев, обрызганных дождем и взволнованных ветром, начинали
выступать из мрака. Мы стали прислушиваться. Лесник снял шапку и потупился.
"Во... вот, - проговорил он вдруг и протянул руку, - вишь какую ночку выбрал".
Я ничего не слышал, кроме шума листьев. Бирюк вывел лошадь из-под навеса.
"А этак я, пожалуй, - прибавил он вслух, - и прозеваю его". - "Я с тобой пойду...
хочешь?" - "Ладно, - отвечал он и попятил лошадь назад, - мы его духом поймаем,
а там я вас провожу. Пойдемте".
Мы пошли: Бирюк впереди, я за ним. Бог его знает, как он узнавал дорогу, но
он останавливался только изредка, и то для того чтобы прислушиваться к стуку
топора. "Вишь, - бормотал он сквозь зубы, - слышите? слышите?" - "Да где?"
Бирюк пожимал плечами. Мы спустились в овраг, ветер затих на мгновенье - мерные
удары ясно достигли до моего слуха. Бирюк глянул на меня и качнул головой.
Мы пошли далее по мокрому папоротнику и крапиве. Глухой и продолжительный
гул раздался.
- Повалил... - пробормотал Бирюк.
Между тем небо продолжало расчищаться; в лесу чуть-чуть светлело. Мы выбрались
наконец из оврага. Подождите здесь", - шепнул мне лесник, нагнулся и, подняв
ружье кверху, исчез между кустами. Я стал прислушиваться с напряжением. Сквозь
постоянный шум ветра чудились мне невдалеке слабые звуки: топор осторожно
стучал по сучьям, колеса скрыпели, лошадь фыркала... "Куда? стой!" - загремел
вдруг железный голос Бирюка. Другой голос закричал жалобно, по-заячьи... Началась
борьба. "Вре-ешь, вре-ешь, - твердил, задыхаясь, Бирюк, - не уйдешь..." Я
бросился в направлении шума и прибежал, спотыкаясь на каждом шагу, на место
битвы. У срубленного дерева, на земле, копошился лесник; он держал под собою
вора и закручивал ему кушаком руки на спину. Я подошел. Бирюк поднялся и поставил
его на ноги. Я увидел мужика, мокрого, в лохмотьях, с длинной растрепанной
бородой. Дрянная лошаденка, до половины закрытая угловатой рогожкой, стояла
тут же вместе с тележным ходом. Лесник не говорил ни слова; мужик тоже молчал
и только головой потряхивал.
- Отпусти его, - шепнул я на ухо Бирюку, - я заплачу за дерево.
Бирюк молча взял лошадь за холку левой рукой; правой он держал вора за пояс:
"Ну, поворачивайся, ворона!" - промолвил он сурово. "Топорик-то вон возьмите",
- пробормотал мужик. "Зачем ему пропадать!" - сказал лесник и поднял топор.
Мы отправились. Я шел позади... Дождик начал опять накрапывать и скоро полил
ручьями. С трудом добрались мы до избы. Бирюк бросил пойманную лошаденку посреди
двора, ввел мужика в комнату, ослабил узел кушака и посадил его в угол. Девочка,
которая заснула было возле печки, вскочила и с молчаливым испугом стала глядеть
на нас. Я сел на лавку.
Бирюк был холодным человеком , он был хлоднокровным , так можно сказать работа лесника была ему по душе , так как он был ещё и одинаоким