Весь город лежал во тьме: ни в одном из окон, ни в пропускных будках, ни на переездах - нигде не видно было даже проблеска света. В воздухе, похолодевшем после заката, явственно ощущался запах тлеющего угля и еще дымившихся шахт. Ни одного человека не было на улицах и так страшно было не слышать привычного шума труда в районе шахт. Лишь собачонки, запертые за воротами, по-прежнему лаяли.
Сережка Тюленин, бесшумной кошачьей походкой пройдя вдоль ветки железной дороги, поравнялся с огромным пустырем, располагавшимся недалеко от дома. Он обогнул его и, скользнув мимо слепившихся как соты темных маз_нок, окруженных вишенником, приблизился к маз_нке отца. Беззвучно притворив за собой калитку и оглядевшись, он шмыгнул в чулан и через несколько секунд вышел с лопатой, обычно, как он помнил, хранившейся там. Хорошо разбираясь в расположении небольшого отцовского хозяйства, он через минуту был уже на огороде возле кустов акаций, темневших у плетня. Он выкопал неглубокую, но довольно широкую ямку, потом выложил на дно из карманов курточки несколько гранат и два пистолета. В то же мгновение он заложил ямку землей и быстро разровнял почву руками, чтобы утреннее солнце, подсушив землю, скрыло следы его пребывания здесь. В течение нескольких секунд он молча постоял в потемках, прислушиваясь и одновременно аккуратно обтирая лопату полой куртки, и, вернувшись во двор как ни в чем не бывало, постучал в дверь.