Анна Павловна Шерер (а не Шифер) была хозяйкой самого модного в Петербурге великосветского салона, посещать который считалось среди петербургской знати хорошим тоном. Жизнь салона осуществлялась по определенным законам, негласно принятыми всеми ее членами. Петербургская знать приходила сюда, чтобы узнать последние новости, политические и неполитические, услышать последние сплетни, посмотреть или поучаствовать в интригах, послушать новое лицо, поданное им в качестве «десерта» . Ни о каких искренних чувствах, собственных мнениях, живых искренних беседах здесь речи быть не могло. Отношение к событию или человеку определялось последними политическими, придворными или светскими соображениями. Человеку новому казалось, что все обсуждаемое важно, а все присутствующие очень умные и думающие люди, всерьез заинтересованные предметом беседы. На самом же деле в этих приемах есть что-то механическое, равнодушное, и Толстой сравнивает присутствующих в салоне Шерер с разговорной машиной. Человека умного, серьезного, пытливого не может удовлетворить такое общение, и он быстро разочаровывается в свете.
Совсем другим предстает московское светское общество, которое, впрочем, в чем-то все же сходно с петербургским. Первым изображением московского света в романе является описание именин в доме Ростовых. Утренний прием гостей напоминает светские приемы в Петербурге: обсуждение новостей, правда уже не общемирового масштаба, а местных, притворные чувства удивления или негодования, но впечатление сразу меняется с появлением детей, которые приносят в гостиную непосредственность, счастье, беспричинное веселье. На обеде у Ростовых проявляются все качества, присущие московскому дворянству: хлебосольство, радушие, семейственность. Московское общество во многом напоминает одну большую семью, где все всем известно, где прощают друг другу маленькие слабости и могут прилюдно поругать за проказы. В отличие от петербургского, московское дворянство ближе к русскому народу, его традициям и обычаям.