Возникает ощущение, что «Даму с собачкой» захватили на «Золотую маску» так, за компанию, чтобы возвращение БДТ, долгие годы находившегося не в лучшей творческой форме, в ранг лучших театров страны выглядело более заметным и триумфальным. Но уж больно бледно и невыразительно для претендента на главную национальную премию выглядит этот спектакль. В нем нет ни настоящих актерских удач, ни режиссерских озарений, да и сама инсценировка вызывает сомнения.
У Анатолия Праудина в спектакле много чего придумано. Ялтинскую ленивую курортную жизнь олицетворяют арбузы, которые обстоятельно и не спеша режут прямо на авансцене. Потом те же арбузы обозначают надгробные памятники на кладбище, куда забредают погулять Гуров и Анна Сергеевна. Можно ли придумать менее подходящую метафору? Основной реквизит в спектакле – железные вокзальные тележки для багажа: соединяясь, они служат постелью для любовников, разъезжаясь — перроном и вагоном, навсегда увозящим госпожу фон Дидериц. Но эти манипуляции выглядят формальными и не наполненными живым чувством. Символом второй, московской части спектакля, служит дощатый забор, которым постепенно закрывают сцену, пока Гурова и Анну не разъединит сплошная стена. Ход, может быть, и верный, но очень уж растиражированный. В общем, тут что ни выстрел – все мимо, режиссерские находки выглядят случайными, необязательными и не работают на идею спектакля. А есть ли здесь идея?
Из жизни «рогатых кошек»
В одном из интервью режиссер объяснял, что пытался понять, почему прекрасное, по сути, чувство оборачивается для героев катастрофой и сплошным мучением. Но из инсценировки, созданной им вместе с Натальей Скороход, такую мысль выудить довольно сложно.
Лаконичный чеховский рассказ авторы растянули на два с половиной часа сценического действия и населили второстепенными персонажами. Тут материализуется и жена Гурова, у Чехова лишь мельком упомянутая: она ведет с мужем долгие споры об искусстве, громко им восхищается и наряжается гейшей из той самой оперетты, что смотрит у себя в городе Анна Сергеевна. Под ногами у Гурова постоянно вертится некий друг дома господин Иванов, взахлеб рассказывающий о своем свадебном путешествии в Венецию и распевающий сладкозвучную песню гондольера, которая еще долго потом эхом звучит где-то за сценой. Есть в спектакле и свой резонер, господин Смирнов, персонаж из чеховских водевилей, который не устает всем повторять, что «скорее вы встретите рогатую кошку, чем постоянную женщину». Причем, делает это так настойчиво, что начинаешь думать: не в этой ли фразе заключена главная мысль спектакля?
Вероятно, по мысли режиссера мельтешение второстепенных лиц должно было оттенить драму главных героев, которых вдруг накрыло большое искреннее чувство. Но беда в том, что в игре Василия Реутова и Александры Куликовой этого чувства как раз и нет. Нет того напряжения, которое возникает между чеховскими героями и которое до предела электризует зрительный зал на одноименном спектакле Камы Гинкаса в московском ТЮЗе. В постель эти двое ложатся деловито, без страсти и любовной дрожи. Просто раздеваются до исподнего и сидят друг напротив друга, пока их не окатывают из ведер водой. Остудить? Но там где не горело, и остужать нечего. Поэтому и долгие паузы, на которые так щедр режиссер, оказываются наполненными не любовным томлением и тоской, а обыкновенной скукой. И оживление в зале вызывала разве что живая собачка, пушистый белый шпиц, который напрочь переиграл бы всех актеров, если б его выносили на сцену почаще.