У Фёдора Михайловича Достоевского был совсем другой Гений. Сурового и созерцательного нрава. Он также умел создавать параллельные реальности, но каторга, будь она неладна, всё испортила.
В остроге ни о какой уединённости и думать нечего. Достоевский среди каторжан и днём и ночью. Трудно создавать параллельные реальности сразу для многих людей. Но это полбеды. Были, конечно, рядом с Фёдором Михайловичем и достойные люди, которые за правду пострадали, или по злому доносу, или по несчастному недоразумению — да мало ли! Но находились среди заключённых и убийцы, и насильники, и всякие с подленькой сутью. Эта мерзость человеческая, которую и людьми-то назвать нельзя, существует только в одной реальности. Их реальность никак нельзя умножить, это просто невозможно. Такой уж закон жизни, который никак не повернёшь, не изменишь.
Этот закон хоть и мудрый, на котором жизнь держится, но так получается, что много хороших и прекрасных людей от него страдают. Как ни больно, но нельзя для хорошего человека ничего сделать, если рядом с ним мерзкий человек завёлся. Просто невозможно помочь, и никто не поможет.
Поэтому Гений Достоевского даже и не пытался наверху разрешение выхлопотать. В мрачной безысходности перемог годы каторги и за это страшное время разучился множество реальностей создавать. И когда Фёдор Михайлович вернулся к писательскому ремеслу, вынужден был Гений собирать весь материал из обыденной жизни. А жизнь человеческая… эх, какой только гадости и грязи в ней не сыщешь!