Лесные
тропинки
запестрели
опавшими
листьями. Но
на деревьях
ещё много
листвы.
Ночные
холода перекрашивают в бурый цвет
папоротники, приглушают зелень
травы и «зажигают» листья осин.
Калиновый куст в рубиновых ягодах.
Из кучи хвороста выбралась
зарянка, посмотреть, кто идёт по
просеке. Грудка под цвет осенней
листвы. Дятел в компании синиц
лечит заболевшее дерево. Сойка с
жёлудем в клюве летит от одинокого
дуба. Делает запасы на зиму. В
здешних сырых лесах почти нет
дубов. Может быть, где-то на
высоком месте приживётся
спрятанный и забытый птицей
жёлудь и в лесу появится молодой
дубок.
С высокой берёзы у бобровой
плотины, смахнув с веток дождик
листьев, слетел молодой
белохвостый орлан. Размах крыльев
во всю ширину просеки. Вдали над
заливом взрослый орлан пикирует
на замеченную у поверхности рыбу.
Но та ушла в глубину, и оба орлана
неспешно полетели в синюю южную
даль. Туда же недавно отправилась
журавлиная стая. Лишь только
оттают под ярым весенним солнцем
озерки в речных поймах Амуро-
Уссурийского края, как зашустрят-
засуетятся в них удивительные
небольшие рыбки. Тёмно-бурые,
головастые, ротастые. В детстве я со
своими дружками постоянно
удивлялся: воды нам всего-то по пуп,
и целых пять месяцев была она до
самого дна озёрушек промёрзшей, а
растаяла, и ротаны – вот они, как ни
в чём не бывало. Даже живучие и
неприхотливые караси погибли и
теперь скорбно белеют в валах вдоль
берегов… Но ещё больше поражал
ротан нас летом. Частенько бывало,
обсохнут в засуху озёра, походим мы
по потрескавшемуся илу дна и
пригорюнимся: всё, мол, конец
нашим бычкам. А полили дожди, и
накопилось в тех озерках водицы
всего-то на пару вершков –
забулькали! Завозились в кочках
вдоль берегов, безмерно удивляя нас
и восхищая. Ожили? Но откуда
взялись?! А наши отцы
приоткрывали нам эту жгучую
тайну в весьма общих чертах: они
утверждали, что наш любимый
ротан может переживать
пересыхание озера летом, как и
зимнее промерзание, зарываясь в
ил.