В самом центре современного столичного
Киева, несмотря на десятилетия борьбы с православием при советской власти,
возродился один из древнейших монастырей, колыбель русского монашества —
Киево-Печерская Лавра.
Увенчанная
золотыми W
куполами Лавра раскинулась на высоком правом берегу Днепра. По преданию
(наиболее, кстати сказать, вероятному среди всех подобных на Руси), холмистые
эти берега благословил сам святой апостол Андрей Первозванный, который
путешествовал с христианской проповедью в земли скифов.
Минули
после того века. Все те же леса, что и во времена апостолов, хранили
благословенное место. А потом вырос здесь город, упомянутый византийским
императором Константином VII Багрянородным в своем сочинении «Об управлении
империей» (949 г.) как крепость Киоав или Самбатас. Любопытно, если помнить о
традиции называть города по ближайшей реке, что название это указывает на некую
реку Самбатион, а подобное имя известно из иудейских легенд о пропавших коленах
Израилевых, место обитания которых окружено якобы этой мифической рекой.
Возможно, «виной» подобной топонимии являются иудеи-хазары, населявшие Киммерию
в те давние времена.
Возле
города находилось село Берестово, летняя «дача» киевских князей. Служивший в
здешней церкви старец Иларион, взыскуя уединенной молитвы, ископал себе пещеру
на одном из днепровских холмов. Но не суждено было старцу изведать
отшельнического подвига: по воле Ярослава Мудрого пришлось ему занять киевскую
митрополичью кафедру.
Недолго
пустовала Иларионова пещера: уже в 1051 году, в самом начале митрополичьего
служения старца, занял ее афонский постриженник Антоний, родом из города Любеча
близ Чернигова. К моменту прихода афонца в Киев здесь уже было несколько
монастырей, основанных по желанию князей греками, но двухсаженная пещера
показалась ему предпочтительнее. Духовный подвиг пещерника привлек горожан, они
стали приходить к нему, даже князь Изяслав Ярославич являлся за благословением
и духовными советами. Отовсюду стекался люд, многие просились в пещеру на
поселение, и помимо воли жаждавшего уединения афонца вокруг него скоро
сплотились двенадцать единомышленников. Пещеры были расширены, в них обустроили
кельи и подземный храм в честь Успения Божией Матери. Преподобный Антоний,
тяготясь ролью настоятеля, поставил первым игуменом преподобного Варлаама, а
сам удалился на сорок лет в отдаленную пещеру на соседнем холме. Впрочем, и на
новом месте очень скоро стали собираться желающие подвизаться под его
руководством, и постепенно освоили когда-то вполне обычный холм до такой
степени, что ныне здесь находятся Ближние пещеры.
Спустя
десяток лет пещерный монастырек разросся, и лабиринты на Берестовой горе стали
для братии тесны. Средства на постройку уже наземных келий и храма пожертвовал,
во исполнение своего обета, некий Симон, прибывший из Германии, кроме богатого
имения принесший обители и золотой пояс с венцом, снятые им с Распятия,
сооруженного некогда его отцом и чтимого на далекой родине. Строительство это
осуществил преподобный Феодосии, поставленный игуменом после Варлаама,
переведенного в Свято-Димитриевский моныстырь.
При
преподобном Феодосии в Печерской обители был принят первый на Руси
общежительный монастырский устав — киновия. Удивительным образом, когда из
Константинополя вернулся отправленный туда за Студийским уставом инок, почти
одновременно с ним в Киев прибыл и митрополит Георгий в сопровождении монаха
Студийского монастыря Михаила, который передал Печерскому монастырю устав своей
обители. На основании двух этих вариантов Студийского устава (переписчики, надо
заметить, часто добавляли комментарии и могли вносить разумеемые ими за верные
изменения) и был составлен устав новорожденного монастыря, впоследствии
послуживший основой для большинства монастырских уставов Руси.