Стоял неимоверно жаркий августовский день. Бейкер-стрит была
раскалена, как печь, и ослепительный блеск солнца на желтом кирпиче дома
напротив резал глаза. Трудно было поверить, что это те самые стены,
которые так мрачно глядели сквозь зимний туман. Шторы у нас были
наполовину спущены, и Холмс, поджав ноги, лежал на диване, читая и
перечитывая письмо, полученное с утренней почтой. Сам я за время службы в
Индии привык переносить жару лучше, чем холод, и тридцать три градуса выше
нуля не особенно меня тяготили. Но в утренних газетах не было ничего
интересного. Сессия парламента закрылась. Все уехали за город, и я начал
тосковать по полянам Нью-Фореста и по каменистому пляжу Саутси. Однако
истощенный банковский счет заставил меня отложить отпуск, а что касается
моего друга, то ни сельская местность, ни море никак не привлекали его.
Ему нравилось затаиться среди пяти миллионов людей, перебирая их своими
щупальцами и чутко ловя каждый слух или подозрение о неразгаданном
преступлении. Любви к природе не нашлось места среди множества его
достоинств, и он изменял себе лишь тогда, когда оставлял в покое
городского злодея и начинал выслеживать его деревенского собрата.
Увидев, что Холмс слишком поглощен чтением, чтобы беседовать со мной,
я отбросил скучную газету и, откинувшись на спинку кресла, погрузился в
размышления. Внезапно голос моего друга прервал их.
- Вы правы, Уотсон, - сказал он. - Это совершенно нелепый способ
решать споры.
- Совершенно нелепый! - воскликнул я и, внезапно поняв, что он угадал
мою невысказанную мысль, подскочил в кресле и в изумлении уставился на
него.
- Что это. Холмс? - вскричал я. - Я просто не представляю себе, как
это возможно.
Он от души рассмеялся, видя мое недоумение.
- Помните, - сказал он, - не так давно, когда я прочел вам отрывок из
рассказа По, в котором логически рассуждающий наблюдатель следит за
внутренним ходом мыслей своего собеседника, вы были склонны рассматривать
это просто как tour de force[1] автора. Я же сказал, что постоянно
занимаюсь тем же, но вы мне не поверили. - Ну что вы! - Возможно, вы не
выразили этого словами, дорогой Уотсон, но бровями выразили несомненно.
Итак, когда я увидел, что вы отложили газету и задумались, я был рад
возможности прочитать ваши мысли и под конец ворваться в них в
доказательство того, что я не отстал от вас ни на шаг.
Но я все же далеко не был удовлетворен таким объяснением.
- В том отрывке, который вы прочли мне, - сказал я, - наблюдатель
делает свои умозаключения на основании действий человека, за которым он
наблюдает. Насколько я помню, этот человек споткнулся о кучу камней,
посмотрел на звезды и так далее. Но я спокойно сидел в кресле. Какой же
ключ я мог вам дать?
- Вы несправедливы к себе. Человеку даны черты лица как средство для
выражения эмоций, и ваши верно служат вам.
- Вы хотите сказать, что прочли мои мысли по лицу?
- По лицу и особенно по глазам. Вероятно, вы сами не можете теперь
вспомнить, с чего начались ваши размышления.
- Не могу.
- Тогда я скажу вам. Отложив газету - это и было действием, которое
привлекло к вам мое внимание, - вы полминуты сидели с отсутствующим видом.