Части целого» Б. Каирбекова — это избранное в двух томах, включающее стихи, прозу и переводы, датированные 1998 годом. По своему содержанию и композиции — это единая, целостная книга. Прежде всего, книга итогов, раздумий и сомнений, прозрений и ошибок (имею в виду не опечатки, которые все-таки есть). Книга лирико-философского самопознания. В ней есть страницы высокой просветительской традиции в духе Абая, легко вызывающей в памяти и созвучный пушкинский мотив: «И горько жалуюсь и горько слезы лью, Но строк печальных не смываю...»
Самопознание у Бахыта — это путь в мир через себя, свои чувства и мысли, через свое поэтическое слово. Это поиск большою мира и его смысла — в прошлом и настоящем. Потому что и в постсоветское время вся творческая деятельность Бахыта (не только в литературе, но и в кино, переводе, в поэтической филологии и этнографии) вдохновлялась идеей личностно-национального самоопределения — познания космоса казахской истории и культуры, ее главных бытийных координат: мир кочевника как углубленное традиционное восхождение к Небу, приближающее его к Земле, к материальному лону живой жизни.
Скромный заголовок «Части целого» пронизан именно этой идеей метафизической связи Неба и Земли, Человека и Природы, Искусства и Жизни. Только в составе Целого — Часть обретает свой смысл, утрачивает свою случайность и одиночество.
По-читательски радует и другое. Книга монтажно режиссирована таким образом, чтобы ее можно было читать с любой страницы, чтобы в любой ее части — строке, стихотворении, цикле, дневниковой записи, даже в шрифтах и цитатах — присутствовал звук и смысл Целого, сердечное биение авторского духа. Это в подлинном смысле слова авторская книга, в которой автор присутствует во всем — от цвета обложки до положенной теперь благодарности своим спонсорам — братьям Ахмеджановым.
Примечательная и несколько неожиданная, может быть, эвристическая особенность этой книги еще и в том, что, будучи в основном лирико-исповедальной, она еще эпически многоголоса. Она со всех сторон открыта жизни — ее звукам, краскам, идеям, судьбам и характерам. Персонажами ее являются многие реальные современники поэта — как ушедшие из жизни, так здравствующие поныне (Т. Мадзи-гон, Л. Шашкова, А. Арцишевский, В. Антонов), родители и близкие родственники, друзья-писатели, физики и лирики… Никто из них не обойден добрым словом, сокровенной строкой, живым участием и дружеским бескорыстием автора. Многие из них говорят собственными голосами — в интервью и беседах, в своих размышлениях о творчестве поэта. Это живое многоголосие — словно казахская юрта, полная самых дорогих и единственных гостей, спутников жизни, соратников и единомышленников.
И если не все они казахи и кочевники, то их присутствие под шаны-раком поэтического дома Бахыта лишний раз свидетельствует о том, что и сам он, хозяин, движется к цели вместе с любимыми, как писал Поль Элюар.
А цель эта грандиозна. В финале книги, на пороге своего поэтического дома Бахыт напоминает своим читателям:
«Мы — кочевники в Космосе Мироздания. Мы выходим на планетарное мышление, придя к идее Земли — как общего дома, но мы готовы покинуть ее и пуститься в новый путь. Наша одиссея должна пропуститься в новый путь. Наша одиссея должна продлиться в космосе..
… Осознав эти истины (законы кочевания — В.Б.) можно выходить в Путь-Дорогу, которой нет, и не будет конца».
Для своей юбилейной книги «Дневник» (Алматы, 2003) Бахыт отобрал короткие и емкие стихи, которые по традиции можно называть лирическими миниатюрами. Но дело, конечно, не в названии. К такой форме всегда тянулась душа поэта, его тонко мыслящее лирическое «я». Если читать подряд его стихотворные сборники («Осенний диалог», 1978, «Глагол жить», 1982, «За живою водой», 1986, «За решеткой строк», 1996, «Части целого» 1998), среди жанровой многоликости его поэзии будет с очевидностью проступать это тяготение к лирическому сгустку, едва ли не к афоризму, за которыми чувствуются великие поэтические традиции Абая и Басе, Такубоку и Превера… Но сам Бахыт считает, что стихи надо писать как письма к другу, правда, без привычных «здравствуй» и «прощай», но с предельной откровенностью и нежностью. Не потому ли такие стихи как бы не обязательно заканчивать, да и сами по себе они как будто и не требуют продолжения?
Я люблю ночные шепоты дождя,
Шин далеких краткое шуршанъе...
Жду. Как будут кто-то и меня
Ожидает и хранит молчанье.
И не важно расстоянье дня,
Расстоянье нашего молчанья,
Главное, что ют-то и меня
Ждет сквозь это гулкое шуршанъе.
Сразу за одной лирической записью идет другая, как бы подхватывая ее тему или настроение. Это напоминает еще и дневник, который для Бахыта всегда является творческой лабораторией и глубокой личной исповедью. И вот в соединении афоризма, «письма» и дневниковой записи открывается секрет этого маленького избранного Бахыта Каирбекова.