Проблема текста + позиция автора. И какие можно привести литературные примеры?
Как-то мне нанес визит молодой литератор. Увидав на столе Платона, сказал снисходительно: «А мы языческих текстов не читаем». Я тоже посмотрел на Платона, но теперь уже с некоторой опаской. Кто их знает, молодых, – может, действительно старик по нынешним временам не соответствует кондициям какого-нибудь там постмодернизма?
– Что так? – на всякий случай спросил я.
– У России свой путь. – пояснил гость. – Пора, наконец, понять: царь Петр прорубил окно в Европу, нарушив естественный ход событий. Что хлынуло в это окно? Псевдоклассицизм. Язычество. А мы – православные.
Я не возражал. Я слушал. Я вообще давно уже не возражаю. Поэтому, когда гость ушел, я подумал: а стоило ли действительно Петру прорубать это пресловутое окно? Не обошлась ли бы святая Русь без сией плотницкой царской прихоти? Не зря же вокруг этого бурлят разговоры. То взвиваясь, то притихая. Наверное, не зря. Однако почему-то упускается из виду, что Европа, еще до того как Петр прорубил в нее оконный проем, давно уже лазила в Россию через забор, через тын, через плетень. Отчего же она лазила? Я думаю, потому, что русский лес, noташ, пенька, лен, рыба давали иноземцам десятки тысяч процентов прибыли.
Разговор мой с молодым литератором происходил через 310 лет после ужасной, мученической кончины великого русского писателя Аввакума Петрова, известного более как протопоп Аввакум. Он тоже не жаловал языческих текстов, яростно отвергал и Платона, и Аристотеля, а заодно и Пифагора. «Ибо вси сии мудри быша и во ад угодиша». Адом он считал все, что было нерусским, что не соответствовало постулатам истинной православной веры. Уже пробивались на свет научные и светские книги, но даже эта, скрепя сердце дозволенная ересь сопровождалась предупреждением читателю, чтобы приобретенные знания никак не вредили вере и осуждались те, кто «от внешняя премудрости повредившася умом восхотевши смыслити о небесах и прочих тварех»..
Все это происходило задолго до прорубания знаменитого окна. Я не думаю, что Петр так ни с того ни с сего схватил топор и кинулся рубить венцы. Должно быть, здорово его припекло когда увидел, как иноземцы прибирают к рукам его великую страну. Царь не считал пришeльцев исчадием ада и не видел проку в открещивании от них ‘яко от беса». Он понимал, что превозмочь притязания этих удачливых негоциантов можно только торговлей, ремеслом и предприимчивостью, хотел перенять у них лучшее. И вера занимала его постольку, поскольку cпocoбcтвoвала его деятельности.
Так был ли свой особенный путь развития у России? Ключевский говорит, что древнерусское церковное общество считало себя единственным истинно правоверным в мире, а свое понимание божества – исключительно правильным, и Творца Вселенной – своим собственным русским Богом. Иноземные учения заранее считались ересью. Разумеется, противопоставить изменяющемуся непpивычному бытию можно было только единую веру, которая уж сама управится с накатывающимся дьявольским наваждением. Все это исходилось из того, что русское государство было неправовым, то есть державою, где вера, метафора, религиозная риторика заменяли юридическую норму. И достаточно было благочестиво воспринимать их, чтобы «возник на земле вертоград процветающий»,
Аввакум был искренне уверен в своей мессианской роли – упрекал всех: и деревенских баб, и самого ~ за недостаточность благочестия, за неправильное толкование писания. Аввакум был убежден в собственном всезнании, ибо отличен от иных свыше и ниспослан выполнить свою миссию. Государство, не направляемое верою, он считал неправедным и всю жизнь ратоборствовал против него. Для Аввакума главный вопрос – «како веруешь?»