Что же касается Насти, то, по моему мнению, ни в коем случае не следует видеть в ней только безразличное отношение к матери и слишком сильную увлеченность своей работой. Этот образ намного глубже. Она не является черствым и холодным человеком, потому что умеет делать хорошее людям. Так, например, девушка не может быть безразличной к судьбе талантливого молодого скульптора и помогает организовать выставку его работ. Анастасия Семеновна видит признание ее работы со стороны окружающих. Мир Ленинграда становится для нее городом, где она по-настоящему счастлива, а Заборье всегда ассоциируется со скукой. Я думаю, такое отношение к жизни свойственно для большинства молодых людей. Но при этом Настя испытывает тоску и душевную боль, чувствуя неправильность, неверность своих поступков: «Что же это, мама? Что? – думала она, ничего не видя. – Мама! Как же это могло так случиться? Ведь никого у меня в жизни нет. Нет и не будет роднее. Лишь бы успеть, лишь бы она увидела меня, лишь бы простила».
Катерина Петровна так и не увидела дочь и в последние дни жизни уже смирилась со своей судьбой, хотя все еще и жила своим прошлым: «Когда веселый огонь освещал бревенчатые стены, Катерина Петровна осторожно вздыхала, от огня комната делалась уютной, обжитой, какой она была давным-давно, еще при Насте».
Таким образом, мы видим трагедию судьбы дочери и матери, искренне и безгранично любящих друг друга, но, тем не менее, остающихся недосягаемыми и от этого страдающими.
Думаю, Паустовский не осуждает Настю, и в пример хочу привести образ сельской учительницы, совсем молоденькой и застенчивой девушки, которая увидела похороны и медленно пошла за гробом: «Там в областном городе, у учительницы осталась мать – вот такая же маленькая, вечно взволнованная заботами о дочери и такая же совершенно седая». По моему мнению, именно обстоятельства в первую очередь стали виновниками трагедии матери и дочери, поскольку и Катерина Петровна, и Настя любят друг друга по-настоящему. После смерти матери Насте «казалось, что никто, кроме Катерины Петровны, не мог снять с нее непоправимой тяжести.