Если принять во внимание, что этим пейзажем начинается один из военных
рассказов 1944 года («Стеклянные бусы»), то что уж говорить о
восторженном, ненасытном удивлении многообразными проявлениями
круговорота природной жизни, о чувстве слиянности с нею во всем
творчестве К. Паустовского. Это чувство со временем накапливается,
возрастает, находит все более совершенное художественное воплощение.
В последнее десятилетие жизни писателя стойкая радость преисполненных
ликования рассказов, пейзажных зарисовок и путевых впечатлений
осложняется отголосками мирских тревог, что, составляя достаточно
характерную черту сегодняшней жизненной реальности, накладывает заметную
печать на литературу наших дней. Так, в спокойном, величавом завершении
«Виллы Боргезе» (1956) летучие тени тягостных впечатлений пытаются, но
все же не могут возобладать над торжествующим «ощущением ясности и
счастья».
И неоглядные дали развернутой в пространстве красочной перспективы
«Ильинского омута» (1964) утоляют обостренное сознание пережитых
невзгод, желание вместить в себя как образ прекрасного целого этот
уголок земли «в его ошеломляющем и таинственном разнообразии». Тот, кому
открылась эта удивительная гармония, приобщен к стройному ладу народной
души, вкусившей «состояние глубочайшего мира». Сходные мотивы и чувства
запечатлены и в лирико-патетическом строе последней поэмы А.
Твардовского «За далью – даль».
Чрезвычайно интересно и важно, как свое отношение к природе Паустовский
сверяет с народным опытом и чувством. Он не раз возвращается к мысли о
том, что «образность и волшебность (по словам Тургенева) русского языка
неуловимым образом связаны с природой, с бормотанием родников, криком
журавлиных стай, с угасающими закатами, отдаленной песней девушек в
лугах и тянущим издалека дымком от костра…». Становится понятным,
почему, почти затаив дыхание, писатель прислушивается к голосам
деревенских детей, хорошо знающих неисчерпаемое богатство «разнотравья»,
почему с глубоким вниманием относится к словам ворчливого бакенщика,
раскрывающего городским пионерам с детства знакомый для него мир
природы, почему возникает в «Золотой розе» глава «Алмазный язык», где с
таким сочувствием вспоминаются замечательные, подхваченные у народа
словарные находки поэтов.
От «Романтиков» к «Повести о жизни» – таков путь творческого развития
Паустовского. За долгие, годы многосложного жизненного и литературного
опыта его писательский почерк – не без ошибок, спорных экспериментов –
приобрел твердость и уверенность. Время, большой творческий труд
способствовали обогащению и шлифовке его таланта. Стало привычным
находить в тщательно отделанных произведениях писателя уравновешенность
мысли и чувства, отточенность языка и то «легкое дыхание», которое сам
К. Паустовский в новелле «Умолкнувший звук» (1967) почитал выражением
тончайшего соответствия между «вздохами» жизнетворящих изначальных
стихий и благодетельным ритмом поэтически организованной речи. Имя К.
Паустовского постепенно приобретает некоторый оттенок легендарности. В
воспоминаниях близких людей, случайных спутников, товарищей по работе
воспроизводятся в его человеческом облике черты благородства и глубокой
интеллигентности, оттеняемые иногда чувством юмора, или достоинствами
превосходного рассказчика – импровизатора, или смешными причудами
заядлого рыболова.
Известен К. Паустовский – пейзажист, различающий неприметные переливы
красок, и лирик, способный выразить неуловимые движения души;
доброжелательный педагог, учтивейший собеседник, любитель деревенского
уединения. Но те, кто хорошо знал его в жизни, помнят и другое: его
стойкость, независимость и силу характера, порой – непредвиденную, но
справедливую жесткость оценок и суждений. Говорят и о «не знающей устали
энергии» писателя, о его нерасторжимой связи со своим временем, об
остроте и принципиальности его позиции гражданина и публициста.
Литературная деятельность К. Паустовского была движима беспредельной
преданностью искусству и вдохновлялась так остро необходимой в
определенные исторические периоды масштабной идеей, понятой как
собственная индивидуальная жизненная программа, – идеей
культурно-творческой работы художника, обращенной к каждому читателю.