И лег на землю вечер. И недопетой осталась песня. Нет, она продолжала звучать, не затихала, а даже как-то пронзительней зазвучала в застывающих сумерках .Но не ложилась уже на душу. С приходом темноты становилась все более чужой, хоть не менялась мелодия и тот же голос выводил ее. Перестала звучать в унисон этой странной мелодии душа и непонятные слова потеряли смысл, который каким-то чудом улавливал Николай сосем недавно.
"Что же это?" — подумал он, словно вдруг очнувшись, — "что же это такое, отчего вдруг такую власть надо мной обрели эти звуки?"
Он пошел в ту сторону, откуда, как ему казалось, доносилась загадочная мелодия. Он шел и шел, но песня не приближалась и не отдалялась. А потом пропала внезапно, как будто кто-то захлопнул крышку.
"Какую крышку?" — подумал Николай, — "Что за странные мысли приходят сегодня в голову?"
Так она захлопнула крышку радиолы, когда он, злой и обиженный, поставил ту самую пластинку. Ту, которую — и он это прекрасно знал — не надо было ставить. Не надо было, потому что после того, как сделал это, он не мог больше надеяться, что она его когда-нибудь простит.