Лишённый очков, близорукий Дельвиг, для которого весь свет был как в тумане, а все женщины казались ему красавицами — то-то была потеха для остальных лицеистов.
Кюхельбекер, плохо слышащий на одно ухо после золотухи, с необузданной вспыльчивостью и с комической внешностью, вызывавшей постоянные шутки, доходившие до издевательства (ребята в этом возрасте бывают удивительно злыми). Однажды дошло до того, что Кюхля решил топиться — его вытащили из пруда и обсмеяли ещё сильнее, мол, даже утопиться не можешь.
С Малиновским Пушкина сблизила смерть первого директора Лицея, отца Вани. То есть ещё вчера он для всех был сыном директора, “чем-то вроде хозяина”, а сегодня уже… вроде как бы и никто.
У Пущина были прекрасные отношения со всеми, его никто не обижал, он ни с кем не ссорился. Происходил из родовитой дворянской семьи, его отец — генерал-интендант флота. Но в семье двенадцать детей, мать, страдавшая душевным расстройством...
И наконец, сам Пушкин, не менее Кюхельбекера или Малиновского вспыльчивый, к тому же склонный к злой насмешке, внешностью напоминающий обезьяну, за что и имел соответствующие прозвища “обезьяна”, “помесь обезьяны с тигром”, отражавшие его внешность и несдержанный темперамент (Грибоедов позже звал его “мартышкой”). Многие из лицеистов считали его себялюбивым, тщеславным и даже агрессивным. Отсюда другое прозвище — “француз”, отнюдь не только за прекрасное знание французского языка (в годы Отечественной войны тем более обидное и никак не похвальное). Прозвища были почти у всех лицеистов. Но обидных среди них немного, чаще — “швед”, “Кюхля”, “голландец”, “султан”, “маркиз”, “рыжик”, “лиса”, “сибиряк”…
Забегая вперёд, можно сказать, что и финалы жизненного пути друзей окажутся не менее схожи и подкрепят определение “братьев по несчастью”.
Дельвиг скончался от “гнилой горячки” шестью годами раньше Пушкина.
Кюхельбекер, просидев в Петропавловской, Кексгольмской и Шлиссельбургской, затем в Динабургской крепостях, будет отправлен на поселение в Сибирь, где заболеет туберкулёзом и угаснет в Тобольске в 1846 году.
Пущина осудят на вечную каторгу; он вернётся из сибирской ссылки лишь в 1856 году и через три года умрёт.
Малиновский рано бросит службу, забьётся в захолустье (село Каменка Изюмского уезда Харьковской губернии) и там, пережив своих друзей — единственный спокойно и незаметно, — уйдёт из жизни в 1873 году, оставив о себе память как о человеке, для которого “преодоление неправды его страсть”.
Так что будущее друзей оказалось отнюдь не радужным, скорее горьким и трагическим.