Мое первое знакомство с поэзией М. И. Цветаевой
Три часа ночи, этой короткой летней ночи. Мне 16 лет. Все спят, я — в кухне. На темной улице светятся только несколько окон. Тишина. Редкий шум машин нарушает эту тишину. Прочитала стихи Марины Цветаевой. Я все еще под их впечатлением.
Одно из стихотворений особенно понятно мне сейчас. Это стихотворение из цикла «Стихи сироте». Сирота — это, мне кажется, сама Марина Цветаева, которая хочет помочь самой себе.
Обнимаю тебя кругозором Гор, гранитной короною скал.
(Занимаю тебя разговором —
Чтобы легче дышал, крепче спал.)
Тема мучительного одиночества пронизывает весь этот цикл, да и многие другие произведения Цветаевой. Мне думается, что Марина Цветаева умерла от одиночества.
Часто в ее стихотворениях сквозит какая-то безысходность. А обращение к разным предметам? Например, к письменному столу: «Мой письменный верный стол!» Такое ощущение, что стол — это ее единственный друг на свете, друг, который все понимает, которому можно доверить все — слезы, радость, обиды, тоску, смех.
Мой письменный верный стол!
Спасибо за то, что шел Со мною по всем путям.
Меня охранял — как шрам.
Она благодарит стол за то, что он есть, и одушевляет его: «Да, был человек возлюблен! / И сей человек был — стол».
Несмотря на то что Цветаева любила жизнь, в ее творчестве нередко звучит мотив самоубийства. В этом ей видится почти единственная возможность (кроме стихов) уйти от реальной жизни, от темноты, страха и одиночества: «Вскрыла жилы: неостановимо, / Невосстановимо хлещет жизнь».
Цветаевская героиня нигде не чувствует себя счастливой, ее постоянно преследует одиночество: «Мне совершенно все равно, / Где совершенно одинокой / Быть». Мне часто бывает близко такое состояние души. Вероятно, поэтому мне хочется читать ее стихи. На первый взгляд они чересчур сложны, трудны для понимания. Но когда ты знаешь душевную боль, тогда становится понятным ее крик — крик боли. Крик боли ребенка с большими, широко открытыми глазами. И тогда стихи читаются на одном дыхании, строки становятся простыми и ясными, а найденные поэтом слова кажутся единственно верными: «Невозвратно, неостановимо, / Невосстановимо хлещет стих».