ПОМОГИТЕ ВЫЯВИТЬ ПРОБЛЕМУ И ПРИВЕСТИ ПРИМЕРЫ ИЗ ХУД. ЛИТ-РЫ
(1) Шла война, на которую мы, шестнадцатилетние мальчишки, пока ещё не попали. (2) Время было голодное. (3) По студенческим карточкам нам давали всего по четыреста граммов хлеба.
(4) А между тем даже сливочное масло, окорок, яйца, сметана существовали в нашей комнате в общежитии — в тумбочке Мишки Елисеева, отец которого работал на складе и каждое воскресенье приходил к сыну и приносил свежую обильную еду.
(5) На Мишкиной тумбочке висел замок. (6) Мы даже не подходили к ней: неприкосновенность чужого замка вырабатывалась у человека веками и была священна во все времена, исключая социальные катаклизмы — стихийные бунты или закономерные революции.
(7) Как-то зимой у нас получилось два выходных дня, и я решил, что пойду к себе в деревню и принесу каравай чёрного хлеба. (8) Ребята меня отговаривали: далеко — сорок пять километров, на улице стужа и возможна метель. (9) Но я поставил себе задачу принести ребятам хлеб.
(10) Утром, несмотря на разыгравшуюся метель, я добрался до родительского дома. (11) Переночевав и положив драгоценный каравай в заплечный мешок, я отправился обратно к своим друзьям в студёном, голодном общежитии.
(12) Должно быть, я простудился, и теперь начиналась болезнь. (13) Меня охватила невероятная слабость, и, пройдя по стуже двадцать пять километров, я поднял руку проходящему грузовику.
— (14) Спирт, табак, сало есть? — грозно спросил шофёр. — (15) Э, да что с тобой разговаривать!
— (16) Дяденька, не уезжайте! (17) У меня хлеб есть.
(18) Я достал из мешка большой, тяжёлый каравай в надежде, что шофёр отрежет часть и за это довезёт до Владимира. (19) Но весь каравай исчез в кабине грузовика. (20) Видимо, болезнь крепко захватила меня, если даже само исчезновение каравая, ради которого я перенес такие муки, было мне уже безразлично.
(21) Придя в общежитие, я разделся, залез в ледяное нутро постели и попросил друзей, чтобы они принесли кипятку.
— (22) А кипяток-то с чем?.. (23) Ты из дома-то неужели совсем ничего не принёс?
(24) Я рассказал им, как было дело.
— (25) А не был ли похож тот шофёр на нашего Мишку Елисеева? — спросил Володька Пономарев.
— (26) Был, — удивился я, вспоминая круглую красную харю шофёра с маленькими серыми глазками. — (27) А ты как узнал?
— (28) Да все хапуги и жадюги должны же быть похожи друг на друга!
(29) Тут в комнате появился Мишка, и ребята, не выдержав, впервые обратились к нему с просьбой.
— (30) Видишь, захворал человек. (31) Дал бы ему хоть чего-нибудь поесть.
(32) Никто не ждал, что Мишку взорвёт таким образом: он вдруг начал орать, наступая то на одного, то на другого.
— (33) Ишь, какие ловкие — в чужую суму-то глядеть! (34) Нет у меня ничего в тумбочке, можете проверить. (35) Разрешается.
(36) При этом он успел метнуть хитрый взгляд на свой тяжёлый замок.
(37) Навалившаяся болезнь, страшная усталость, сердоболие, вложенное матерью в единственный каравай хлеба, бесцеремонность, с которой у меня забрали этот каравай, огорчение, что не принес его, забота ребят, бесстыдная Мишкина ложь — всё это вдруг начало медленно клубиться во мне, как клубится, делаясь всё темнее и страшнее, июльская грозовая туча. (38) Клубы росли, расширялись, застилали глаза и вдруг ударили снизу в мозг тёмной волной.
(39) Говорили мне потом, что я спокойно взял клюшку, которой мы крушили списанные тумбочки, чтобы сжечь их в печке и согреться, и двинулся к тумбочке с замком. (40) Я поднял клюшку и раз, и два, и вот уже обнажилось сокровенное нутро «амбара»: покатилась стеклянная банка со сливочным маслом, кусочками рассыпался белый-белый сахар, сверточки побольше и поменьше полетели в разные стороны, на дне под свертками показался хлеб.
— (41) Всё это съесть, а тумбочку сжечь в печке, — будто бы распорядился я, прежде чем лёг в постель. (42) Самому мне есть не хотелось, даже подташнивало. (43) Скоро я впал в забытьё, потому что болезнь вошла в полную силу.
(44) Мишка никому не пожаловался, но жить в нашей комнате больше не стал. (45) Его замок долго валялся около печки, как ненужный и бесполезный предмет. (46) Потом его унёс комендант общежития.
(По В. Солоухину)