Для охотника дождь — сущее бедствие. Такому бедствию подверглись мы с Ермолаем во время охоты на тетеревов в Белевском уезде. Наконец, Ермолай предложил пойти на хутор Алексеевка, принадлежавший моей матушке, о существовании которого я раньше не подозревал. При хуторке оказался ветхий флигель, нежилой и чистый, в котором я и переночевал. На следующий день я проснулся рано и вышел в заросший сад. Неподалёку я заметил пасеку, к ней вела узкая тропинка. Подойдя к пасеке, я увидел рядом с ней плетёный сарайчик, и заглянул в полуоткрытую дверь. В углу я заметил подмостки и маленькую фигуру на них.
Я уже пошёл прочь, как вдруг слабый, медленный и сиплый голос окликнул меня по имени: «Барин! Пётр Петрович!». Я приблизился и остолбенел. Передо мной лежало существо с высохшей, словно бронзовой головой. Нос узкий, как лезвие ножа, губ почти не видно, только белеют зубы и глаза, да из-под платка выбиваются пряди жёлтых волос. Из-под одеяла виднеются две крошечные высохшие ручки. Лицо было не безобразное, даже красивое, но страшное своей необычностью.
Продолжение текста после рекламыБлагодаря рекламе Брифли бесплатен
Оказалось, что это существо когда-то было Лукерьей, первой красавицей в нашей дворне, плясуньей и певуньей, по которой я — 16-летний мальчик — втайне вздыхал. Лукерья рассказала про свою беду. Лет 6 или 7 назад Лукерью помолвили с Василием Поляковым. Как-то ночью она вышла на крыльцо, и ей почудился Васин голос. Спросонья она оступилась у пала с крыльца. С того дна начала Лукерья чахнуть и сохнуть, ноги отказали. Ни один врач не смог ей помочь. Под конец она совсем окостенела, и её перевезли на этот хутор. А Василий Поляков потужил, да и женился на другой.
Летом Лукерья лежит в сарайчике, а зимой её переносят в предбанник. Она рассказала, что почти не ест, лежит, наблюдает за окружающим миром. Она приучила себя не думать и не вспоминать — так время быстрее проходит. Прочтёт молитвы, какие знает, и опять лежит безо всякой думочки. Я предложил забрать её в больницу, где за ней будет хороший уход, но Лукерья отказалась. Привыкнув к темноте, я ясно различал её черты, и даже смог отыскать на этом лице следы былой красоты.
Лукерья пожаловалась, что мало спит из-за боли во всём теле, но если уснёт, то сняться ей сны диковинные. Однажды приснилось Лукерье, будто сидит она на большой дороге в одежде странницы-богомолки. Проходит мимо неё толпа странников, а между ними — женщина, на голову выше других. Платье на ней не русское и лицо строгое, Спросила Лукерья женщину, кто она, а женщина ответила, что она — её смерть. Стала просить Лукерья смерть забрать её с собой, и смерть ответила, что придёт за ней после петровок. Только, бывает, целая неделя пройдёт, а Лукерья не заснёт ни разу. Как-то проезжая барыня оставила ей скляночку с лекарством против бессонницы, да только давно выпита та скляночка. Я догадался, что это был опиум, и обещал достать ей такую скляночку.
Я не мог не подивиться вслух её мужеству и терпению. Лукерья возразила, что многие люди страдали больше, чем она. Помолчав, я спросил, сколько ей лет. Оказалось, что Лукерье ещё не было 30-ти. Попрощавшись, я спросил, не надо ли ей чего. Лукерья попросила только, чтобы моя матушка уменьшила оброк для местных крестьян, а для себя — ничего.
В тот же день я узнал от хуторского десятского, что в деревне Лукерью прозвали «Живые Мощи», и нет от неё никакого беспокойства. Несколько недель спустя я узнал, что Лукерья умерла, как раз после петровок. Весь день перед смертью она слышала колокольный звон, который шёл с неба