...Почти в каждом нашем
захолустном городке, да ив иных безвестных деревнях можно встретить
хороших художников-самоучек. Этих художников никто не знает. О них
никогда не писали. Их земляки хотя и считают таких художников чудаками,
но относятся к ним с уважением. Очевидно, потому, что простой русский
человек из всех видов искусства любит, пожалуй, больше всего живопись,
особенно когда она открывает ему прелесть хорошо знакомых обжитых мест.
“Вот они какие, наши места! — говорят в таких случаях с гордостью
земляки такого художника. — А мы-то думали, что у нас, почитай, ничего
интересного нету — одни поля да овраги, мосточки да реки”.Жаль, конечно,
что у нас пока еще нет самоотверженных людей, которые занялись бы
такими художниками-самоучками, находили бы их, отбирали бы лучшие их
вещи и показали бы их народу. Тогда непременно обнаружились бы
живописные богатства, в течение столетий никому не известные и бывшие в
пренебрежении, — богатства подлинно народные по своей
непосредственности, картины хотя бы и неумелые на взгляд утонченных
ценителей, но полные примитивной прелести.
Сколько раз случалось и мне находить в глуши, в
стареньких избах среди выцветших фотографий и бумажных трескучих цветов
такие картины без рам. Иной раз к ним нельзя было прикоснуться без того,
чтобы из-под них не побежали крупной рысью во все стороны рыжие
тараканы. Спросишь какую-нибудь бабку, чьи это картины, и почти всегда
услышишь в ответ, что это, мол, сынок ее баловался, большой был охотник
до этого дела и что, конечно, кабы учение, то вышел бы из него пре
лестный живописец.
...Различная
сила воздействия пейзажа зависит от степени его родственности нашим
ощущениям. Мы никогда не променяем на самые торжественные красоты
тропиков и Запада наши скромные дали. Мы родились и жили “под сереньким
ситцем этих северных
тихих небес”, их красота слилась со всей нашей жизнью, они были ее
свидетелями, и потому только мы можем с полной силой ее ощутить и
понять. Исключения бывают редко. Во время путешествий мы часто бываем
восхищены блеском чужеземной природы, но она никогда не сможет затмить
природу русскую. Наоборот, чем ярче чужое, тем ближе свое. Ничто — ни
лиловый пожар. Эгейского моря, ни розовеющий мрамор и алые олеандры
Эллады, ни синий сказочный воздух Сицилии, ни золотая тусклая дымка над
бессмертным. Парижем, — ничто не только не может приглушить нашу память о
своей стране, но, наоборот, доводит ее до почти болезненной остроты.