Ничего! Ничего бы я не стал спрашивать у тех солдат, которые дошли до рейхстага. Я бы окружил их такой любовью и заботой, чтобы они хотя бы на некоторое время забыли, с чем им пришлось встретиться и столкнуться на пути, пока они добирались, доплывали, доходили, долетали до этого самого рейхстага. Я бы обнял бы их всех, тех кто дошёл, дополз, долетел и вымыл бы им их ноги, которые протопали столько вёрст по изрытым, искореженным, кривым дорогам, до этого самого рейхстага. Усадил бы их всех в теплое место, налил бы сто грамм, разжёг бы костёр (камин, буржуйку) и просто смотрел, как они пригубляют кружку и вытирают слезящиеся глаза, которые будут смотреть на языки пламени, а в глазах и будет отражаться вся дорога, которая и довела их до этого самого рейхстага.