Основной своей задачей как поэта В. Маяковский
видит создание нового искусства – искусства масс. Он готов ради этого
«сбросить Пушкина и прочих с прохода современности», о чем заявлено в
манифесте футуристов 1912 года, напечатанном в сборнике «Пощечина
общественному вкусу». Большую роль в этом
убеждении сыграл протест против современного поэту буржуазного общества:
один из четырех криков «Долой!» в поэме «Облако в штанах» самим поэтом
определялся как «Долой ваше искусство».
Пока выкипячивают, рифмами
пиликая, из любвей и соловьев какое-то варево, улица корчится
безъязыкая – ей нечем кричать и разговаривать.
В. Маяковский отрицает традиционные атрибуты поэзии, ставшие штампами «пажи, дворцы, любовь, сирени куст» («Братья писатели»).
Если
Такие, как вы,
Творцы –
Мне наплевать на всякое искусство.
Лучше лавочку открою… –
так
категорически не приемлет он изысканных красот модных салонных поэтов
начала века – своих современников. Недаром имя Северянина для
Маяковского становится синонимом пошлости и претенциозности, излюбленной
мещанами. Поэзия должна служить народу, толпе. Еще большую значимость
эти убеждения поэта приобретают после Октябрьской революции.
Довольно грошовых истин.
Из сердца старое вытри.
Улицы – наши кисти.
Площади – наши палитры…
На улицы, футуристы,
Барабанщики и поэты! –
призывает поэт своих собратьев по перу («Приказ по армии искусства»).
Аналогичный призыв звучит в «Приказе №2 армии искусств»:
Товарищи,
Дайте новое искусство –
Такое,
Чтобы выволочь республику из грязи.
Тяжелая
будничная работа в «Окнах РОСТА», агитация, пропагандистские стишки –
это не всегда поэзия в высоком понимании значения этого слова. Но долг
велит поэту заниматься тем, что нужно революции, молодой советской
власти. Особенно важным в этой связи представляется стихотворение
«Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче».
Сопоставление поэта и солнца привычное для мировой культуры,
приобретает новое, демократическое звучание: солнце в гостях у поэта
по-приятельски с ним беседует. Фантастическое, условное начало
сочетается в стихотворении с разговорно-бытовым, повседневным.
Лирический герой – поэт-труженик – находит полное взаимопонимание с
другим великим тружеником – солнцем. У них общие проблемы, общие цели,
они едины в своем отношении к дому:
Светить всегда,
Светить везде,
До дней последних донца,
Светить –
и никаких гвоздей!
Вот лозунг мой –
и солнца!
Одним
из своих «программных» стихотворений о назначении поэта и поэзии В.
Маяковский считал «Разговор с фининспектором о поэзии».
Говоря о
тяжелом труде поэта, В. Маяковский сравнивает поэзию с добычей редких
металлов: «В грамм добыча, в год труды». Ради чего? Чтобы слова
приводили «в движение тысячи лет миллионов сердца». Конечно же, вопреки
собственным декларациям поэта, это трансформированные пушкинские строки о
назначении поэта «глаголом жечь сердца людей». Но назначение поэта у
Маяковского – это прежде всего дом, величайшая ответственность перед
народом:
Долг наш –
реветь
медногорной сиреной
в тумане мещанья,
у бурь в кипенье.
Поэт
всегда
должник вселенной…
Поэт
по доброй воле отказывается от творческой свободы, ставя превыше всего
чувство долга, считая свое творчество служением народу. Прав ли он?
Раздумья на эту тему звучат во вступлении к поэме «Во весь голос»,
неосуществленному замыслу Маяковского. Поэма должна была стать своего
рода подведением итогов большого периода своей жизни, рассказом «о
времени и о себе». Предрекая долгую жизнь и большое будущее своим
стихом, поэт говорит о том, что побудило его именно к такому творчеству,
такой тяжелой черновой работе во имя революции:
Но я
себя
смирял,
становясь
на горло
собственной песне.
Называя
себя «агитатором», «горланом-главарем», поэт видит в своих стихах
прежде всего идеологическое оружие, рисуя «парад» своих страниц.
«Кавалерия острот» с «отточенными пиками» рифм, «строчечный фронт»,
жерла «нацепленных зияющих заглавий» поэм – все эти «поверх зубов
вооруженные войска» посвящены поэтом пролетариату. Его творчество не
может быть свободно от политики, в этом Маяковский видит историческую
диалектику своего времени:
Мы открывали
Маркса
каждый том,
Как в доме
собственном
мы открываем ставни,
но и без чтения
мы разбирались в том,
в каком идти,
в каком сражаеться стане.
Все
это – самоотречение, отказ от личностного понимания жизни, от
собственной творческой свободы – было ради великой цели, ради «общего
памятника» – «построенного в боях социализма». Но тот социализм, что был
построен, все-таки не был тем, о чем мечтал поэт. Вопрос, надо ли было
«наступать на горло собственной песне» ради цели, оказавшейся ложной,
остается открытым, а трагедия оборвавшейся жизни поэта доказала, что
иные ошибки невозможно исправить, как невозможно вернуть вспять время и
пройти весь путь сначала…