Очевидны и различия. Прежде всего, различны эпохи: до- и послереволюционная. Далее, противоположна социальная динамика: Чехов движется из мещан в интеллигенты, Зощенко - из дворян-интеллигентов в попутчики и "пролетарские" и советские писатели. Контрастна и динамика профессиональная: Чехов из врача превращается в юмориста, Зощенко - из юмориста в своего рода психотерапевта. И, конечно, Зощенко приходит в литературу тогда, когда Чехов уже представляет классическую традицию, как ни трудно далась ему - и его критикам - эта канонизация.
Оставляя в стороне многочисленные конкретные текстуальные и сюжетные переклички, наметим контуры принципиального сопоставления двух поэтических миров.
Чехов был лишенным иллюзий изобразителем устоявшейся до омертвения российской жизни, подрывателем как душной атмосферы сложившихся обычаев, так и всех возможных клишированных надежд и идейных ходов, деконструктором рационалистических устоев и причинно-следственных связей, поэтом свободы, непредсказуемости, маргинальности, "случайностности".1
Что касается Зощенко, то возвращение автопсихоаналитической повести "Перед восходом солнца" (ПВС) ее места в зощенковском корпусе и уход советской реальности в прошлое релятивизировали принятое "культурно-социологическое" представление о Зощенко как изобличителе советского быта, мещанско-пролетарской психологии и языковой несостоятельности "нового человека".2 Даже в самых смешных своих вещах Зощенко предстает мрачноватым философом жизни, а его "мещанские" маски - комическими вариациями на темы тех же фобий, которыми всерьез мучается герой-повествователь ПВС, узнаваемый также в мемуарах о писателе. Экзистенциальную суть его мироощущения можно схематически свести к страху перед непрочностью существования, недоверчивым поискам защиты от опасностей и жажде покоя и порядка, а его знаменитый сказ понять как амбивалентное - ненадежное - повествование сомневающегося рассказчика об этом ненадежном мире
ВЫБЕРИ ИЗ ЭТОГО ЧТО СЧИТАЕШЬ НУЖНЫМ!!!