Имел бы я возможность жить два века, так с удовольствием бы жил и дальше , очень хочется посмотреть, какова будет обстановка там у вас, у далеких.
А сейчас нам, крестьянам, житья нет. Вот так бы померли сразу, да Господу нашему душу отдали.
Помещики наши совсем одурели, окаянные. Им только работу в срок подавай, а то, что мне уже шестой десяток стукнул - им все нипочем. Сынишку моего намедни вытолкали в армию на двадцать пять лет, единственного помощника моего - как я теперь без него-то...
Недавно рожала наша Марфа, да так сильно от боли кричала, а родить все никак не могла. Как ни просили мы нашего барина за врачом послать, да он все одно твердил: "Русская деревенская баба для того на свет и явилась, чтоб самой со всеми трудностями справится. А грошей лишних на вас, лиходеев, мне тратить не интерес..."
Так и померла девка и с ней ребеночек, так и не родившись.
Да и вообще, заболел - легко, худо ли;
помощи от врача ждать бесполезно, потому как город за много вёрст от селений наших стоит, а доктору за проживание барин платить не удостоится. Вот так и живи - либо лечись сам как хошь, либо ложись и помирай.
Иногда прям так и кажется, что нас , крестьян, и за людей не принимают, как скот какой. За любой проступок отсекут так, что на оное место иметь не будешь возможности лечь или сесть.
Уже светлеет, да догорает лампада у иконы. Мне пора идти да выгонять свою пегую на поле."
Поскольку грамоте нас, крестьян, не обучают, письмо написано под диктовку от руки инока Алексея, обученного грамоте в церковной семинарии от 1805 года.