Конечно нужен!Его называли в свое время «прокурором русской общественной жизни». «Я благоговею перед Салтыковым...» — говорил Т. Г. Шевченко. «Какая суровость! Какие глаза судьи! Какая за всем этим чувствуется особенная, твердая, подлинная доброта! Это лицо подвижника» (А. В. Луначарский).
Мужественный, принципиальный, Салтыков всегда держался независимо по отношению к начальству, действовал смело и решительно. Ему удалось пресечь немало чиновничьих плутней, разоблачить и покарать не одного взяточника. Неоднократно вступался он за бесправных крестьян. «Я не дам в обиду мужика. Будет с него, господа...» Его прозвали «вице-Робеспьером». К его титулу прокурора добавилось очень важное уточнение: «от врагов внутренних».
Пример честного служения своему народу — великое благо в любое, время, и особенно — в наше.
Однако Салтыков-Щедрин все больше убеждался в том, что деятельность чиновника, пусть даже честного и справедливого, не может привести к улучшению жизни при существующем общественном строе.
Преемственные связи соединяют Щедрина с Гоголем; благоговейное отношение к автору «Ревизора», «Мертвых душ» Щедрин сохранил до конца жизни. Это у Гоголя он научился создавать широкие обобщения, столь же емкие образы-типы. Мы помним, что за образами помещиков и чиновников губернского города у Гоголя встает вся Россия «мертвых душ». Точно так же и за щедринскими органчиками и пескарями просматривались образы российских самодержцев и трусливых обывателей. Салтыков очень хорошо понимал, откуда возникает взяточничество, какими фактами жизни оно поддерживается, как оно могло бы быть истреблено. «Сквозь смех» в его сатире слышатся не просто слезы, а гнев, жгучая ненависть. И враги не могли это не чувствовать. Ни один из русских писателей не подвергался таким цензурным гонениям, как Салтыков-Щедрин.
«Я — Эзоп и воспитанник цензурного ведомства», — говорил он о себе сам. Чтобы обойти цензурные препятствия, сатирик создает особый язык. Этот язык он называет «эзоповским», а манеру «рабьей», так как рождается она в обществе, где нет свободы слова. Нам все это очень понятно, даже терминология подходит. Хотя художественную правду нельзя сводить к правдоподобию. И это великолепно видно в произведениях Щедрина. В его сатире появляются фантастические учреждения: «Министерство побед и одолений», «Департамент государственных умопомрачений»; фантастические должности: «чиновник для преступлений»; «чиновник для чтения в сердцах». Я думаю, что если «порыться» в наших нынешних названиях учреждений и должностей, то можно найти и похлеще.
Салтыков-Щедрин изобрел прозвища, слова-характеристики, которые сразу стали крылатыми и вполне приложимы к фактам нашей современной жизни: «пенкосниматели» (о литераторах, которым все равно, что писать), «головотяп», «карась-идеалист», «помпадуры» (о чиновниках, от «помпа» — показная пышность, и «дур» — корень слова «дурак»), Щедрин знал свою страну лучше кого бы то ни было. Знал
ее и любил (вспомним лермонтовское: «Люблю Отчизну я, но странною любовью...»). «Нет опаснее человека, который равнодушен к судьбам родной страны», — утверждал он. Именно любовью к родине, я думаю, питается его сатира, его «серьезный и жесткий юмор». На сомнения Щедрина о целесообразности своей деятельности И. С. Тургенев ответил так: «Кто возбуждает ненависть — тот возбуждает и любовь». Любовью к отчизне объяснялась ненависть Щедрина к тем, у кого «на языке — «государство», а в мыслях — пирог с казенной начинкой». Как современно звучат сегодня эти слова великого сатирика! Разве мало у нас людей, кто думает только о «пироге с казенной начинкой», хотя на словах печется о благе народа и государства! Или еще вот такие слова Щедрина: «Кого ни послушаешь — все на что-то негодуют, жалуются, вопиют. А есть и такие, которые участвуют во всех пакостях и, хохоча, приговаривают: ну где же такое безобразие видано? Даже расхитители казенного имущества и