С конца XV века с прибытием первых европейских путешественников, торговцев, рыбаков в Северной Америки начинается история евро-индейских контактов. Основным содержанием процесса взаимодействий двух цивилизаций стала европейская экспансия в самом широком ее понимании. Если в начале европейцы были представлены точечными фортами и миссиями, охотничьими партиями "лесных бродяг", то к концу XIX века, т. е. спустя четыреста лет, новая евро-американская цивилизация утвердилась на континенте. Аборигенная Америка, наоборот, в территориальном, демографическом, социально-культурном и политическом отношении оказалась маргинальной. "Европеизация" Североамериканского континента не означала простое вытеснение или уничтожение аборигенной цивилизации и утверждение на ее месте как бы заново воспроизведенных обществ и культур стран исхода, хотя, когда на картах Америки появились Новая Англия, Новая Франция, Новая Шотландия, внешне это выглядело именно так. "Европеизация" заключалась прежде всего в том, что в этом гигантском историческом взаимодействии и синтезе именно европейские начала стали безоговорочно господствовать. Над смыслом явления взаимодействия задумывались многие этнологи и историки.
Одним из первых попытался его объяснить американский историк Ф. Д. Тернер в своей теории "фронтира" (границы). По его мнению, сущностным содержанием "фронтира" не только как передовой черты поселения, но и некой исторической абстракции, включающей всю сферу взаимодействия двух различных цивилизаций, был процесс американизации европейского поселенца, пересаживание последнего "из железнодорожного вагона в каноэ". Для Тернера столкновение двух миров выглядело довольно упрощенно - как конфликт дикаря с цивилизацией. По мнению канадского историка Г. Инниса, наоборот, суть процесса взаимодействия заключалась в вовлечении Северной Америки в европейскую орбиту, хотя он также признавал, что "бобер, береза и индеец заложили основы Канады". "Фронтир" Иннис представлял себе как арену столкновений между "относительно сложной и более простой цивилизациями". Для историографии и этнологии последних десятилетий этот культурно-стадиальный разрыв между доиндустриальной Европой и доколумбовой Америкой уже не казался столь безоговорочным. Американский антрополог Н. Лури, например, писала: " На самом деле в европейском мешке с подарками было мало чего, что индейцы не смогли бы соотнести со своим опытом... Несмотря на ружья и большие корабли, европейцы не могли обеспечить свою жизнь на земле, которая по индейским стандартам могла прокормить очень большое население".
Мехоторговля как основа первых связей
Этот вывод, прежде всего, строится на оценке характера первоначальной реакции индейцев на появление европейцев. Коренные жители в большинстве своем проявляли доброжелательность и желание торговать, оказали помощь продуктами, средствами передвижения. Пришельцев восприняли как гостей, а не как возможных постоянных поселенцев. Что касается европейцев, то их мотивы и реакцию можно представить более достоверно. Так, французский путешественник Жак Картье после первой встречи с двумя флотилиями индейских каноэ в устье р. Св. Лаврентий в 1534г. радостно записал в свой дневник о выгодах будущей торговли и о том, что "эти люди легко могут быть обращены в нашу веру". В основе европейской экспансии в Северной Америке лежало развитие раннекапиталистических торговых связей. С самых первых поселений торговля составляла основное содержание контактов и строилась на принципах частнокапиталистического предпринимательства, которые тога утверждались в Европе, т.е. торговая практика ориентировалась на получение прибыли и это казалось естественным и безусловным для европейцев. Что касается аборигенов, то здесь вопросы экономической и социально-культурной мотивации до конца пока не выяснены и на сей счет существуют разные точки зрения.