Прислонившись к дверному косяку, стоял высокий, очень худой грузин. Возле отца шёл, держа в руках дворянский картуз, его старый друг. На балкон выносили ковры, кресла, диваны, выколачивая из них зимний дух. Под дыханием непогоды, вздувшись, потемнели воды. Сквозя, берёзник чуть желтеет, и соловей ещё не смеет запеть в смородинном кусте. В каждый гвоздик душистой сирени, распевая, вползает пчела. Бабушка помалкивала, выпивая чашку за чашкой; я сидел у окна, глядя, как рдеет над городом вечерняя заря. По оврагу-тупичку, гремя, журча, переливаясь, бежал ручей. Солнце склонялось к закату, погружая косые лучи свои в воды залива.