В половине прошлого столетия по дворам села Хабаровки
бегала в затрапезном платье босоногая, но веселая, толстая и краснощекая
девка Наташка. По заслугам и просьбе отца ее, кларнетиста Саввы,
дед мой взял ее в верх — находиться в числе женской прислуги бабушки.
Горничная Наташка отличалась в этой должности кротостью нрава и
усердием. Когда родилась матушка и понадобилась няня, эту обязанность
возложили на Наташку. И на этом новом поприще она заслужила
похвалы и награды за свою деятельность, верность и привязанность к
молодой госпоже. Но напудренная голова и чулки с пряжками молодого
бойкого официанта Фоки, имевшего по службе частые сношения с Натальей,
пленили ее грубое, но любящее сердце. Она даже сама решилась идти к
дедушке просить позволенья выйти за Фоку замуж. Дедушка принял ее
желание за неблагодарность, прогневался и сослал бедную Наталью за
наказание на скотный двор в степную деревню. Через шесть месяцев,
однако, так как никто не мог заменить Наталью, она была возвращена в
двор и в прежнюю должность. Возвратившись в затрапезке из изгнания, она
явилась к дедушке, упала ему в ноги и просила возвратить ей милость,
ласку и забыть ту дурь, которая на нее нашла было, и которая, она
клялась, уже больше не возвратится. И действительно, она сдержала свое
слово.
С тех пор Наташка сделалась
Натальей Савишной и надела чепец; весь запас любви, который в ней
хранился, она перенесла на барышню свою.
Когда подле матушки заменила ее
гувернантка, она получила ключи от кладовой, и ей на руки сданы были
белье и вся провизия. Новые обязанности эти она исполняла с тем же
усердием и любовью. Она вся жила в барском добре, во всем видела трату,
порчу, расхищение и всеми средствами старалась противодействовать.
Когда maman вышла замуж, желая
чем-нибудь отблагодарить Наталью Савишну за ее двадцатилетние труды и
привязанность, она позвала ее к себе и, выразив в самых лестных словах
всю свою к ней признательность и любовь, вручила ей лист гербовой
бумаги, на котором была написана вольная Наталье Савишне, и сказала,
что, несмотря на то, будет ли она или нет продолжать служить в нашем
доме, она всегда будет получать ежегодную пенсию в триста рублей.
Наталья Савишна молча выслушала все это, потом, взяв в руки документ,
злобно взглянула на него, пробормотала что-то сквозь зубы и выбежала из
комнаты, хлопнув дверью. Не понимая причины такого странного поступка,
maman немного погодя вошла в комнату Натальи Савишны. Она сидела с
заплаканными глазами на сундуке, перебирая пальцами носовой платок, и
пристально смотрела на валявшиеся на полу перед ней клочки изорванной
вольной.
— Что с вами, голубушка Наталья Савишна? — спросила maman, взяв ее за руку.
— Ничего, матушка, — отвечала она, — должно быть, я вам чем-нибудь противна, что вы меня со двора гоните... Что ж, я пойду.
Она вырвала свою руку и, едва удерживаясь от слез, хотела уйти из комнаты. Maman удержала ее, обняла, и они обе расплакались.
С тех пор как я себя помню,
помню я и Наталью Савишну, ее любовь и ласки; но теперь только умею
ценить их, — тогда же мне и в голову не приходило, какое редкое,
чудесное создание была эта старушка. Она не только никогда не говорила,
но и не думала, кажется, о себе: вся жизнь ее была любовь и
самопожертвование. Я так привык к ее бескорыстной, нежной любви к нам,
что и не воображал, чтобы это могло быть иначе, нисколько не был
благодарен ей и никогда не задавал себе вопросов: а что, счастлива ли
она? довольна ли?
Бывало, под предлогом
необходимой надобности, прибежишь от урока в ее комнату, усядешься и
начинаешь мечтать вслух, нисколько не стесняясь ее присутствием. Всегда
она бывала чем-нибудь занята: или вязала чулок, или рылась в сундуках,
которыми была наполнена ее комната, или записывала белье и, слушая
всякий вздор, который я говорил, «как, когда я буду генералом, я женюсь
на чудесной красавице, куплю себе рыжую лошадь, построю стеклянный дом и
выпишу родных Карла Иваныча из Саксонии» и т. д., она приговаривала:
«Да, мой батюшка, да». Обыкновенно, когда я вставал и собирался уходить,
она отворяла голубой сундук, на крышке которого снутри — как теперь
помню — были наклеены крашеное изображение