Ранний июльский рассвет довелось мне однажды встречать в районе Акчи, где пенистый и бурный Ахангаран замедляет свой бег, вырываясь на простор…
Слева — овраги, чинки, поросшие зарослями ежевики, шиповника, низкорослого тала и серебристого лоха. Справа — отроги Кураминского хребта.
Звезды только начинали гаснуть. И величественный Бабатаг вырисовывался все явственнее и четче, подкрашенный светлой полоской с восточной стороны.
Было прохладно, даже зябко от воды и набегавшего ветерка.
Я поднялся вверх от реки к козьей тропе, где под камнями всегда можно наловить сверчков. На них особенно хорошо утром берет маринка. Вскоре мой пустой коробок был наполнен этими серыми насекомыми. Невзрачные на вид, сейчас притаившиеся, но такие голосистые в жаркие полдни и золотистые вечера!
Я спустился к огромному, испещренному временем и ветрами валуну, где наметил встретить долгожданную зорьку, и стал готовиться к лову.
Место хорошее и укромное. Воды не так уж много. Она будет пребывать по мере наступления жары. Когда начнут таять невидимые глазу ледники на недоступных вершинах.
И вдруг метрах в ста — ста пятидесяти вниз по реке в рассеивающемся тумане возле зарослей ежевики я увидел какого-то зверя. Вначале мне показалось, что это пастуший пес — казахская овчарка. Такая же лохматая и такая же огромная. Но, приглядевшись внимательно, я понял, что это никакая не овчарка, а медведица. Что скрывать, сделалось страшновато. А вдруг… И все-таки любопытство взяло верх. Я стал наблюдать.
Что же там делает медведица? А вон и ее два маленьких чада.
Вертятся под ногами и, должно быть, повизгивают. Однако медведица что-то недовольна ими. Вот она схватила одного из медвежат зубами за холку и поволокла к воде. У самой кромки оставила и побежала за другим.
Необычное зрелище захватило меня. Я забыл про страх.
Пока медведица притащила второе, упорно вырывающееся чадо, первое успело ускользнуть в заросли.
И так продолжалось несколько раз кряду. Я никак не мог сообразить, чего же хотела от медвежат своенравная мамаша? И доколе она будет приволакивать их к воде?
Но вот, наконец, мамаша не выдержала и пришла к «разумному решению». Она схватила более непослушного медвежонка, приволокла его к воде, прижала одной лапой к галечнику, а другой навалила на неслуха огромный плоский камень. Словно гнет. Вот теперь никуда не денется!
Медвежонок, должно быть, визжал — я не мог слышать этого из-за шума реки — барахтался, хотел опрокинуть непосильный груз. Да куда там! Медведица все рассчитала точно.
Тем временем она побежала за вторым медвежонком. Легко поймала шалуна — и прямо к реке. Вошла по грудь в воду, и, подгоняемая течением… поплыла на другой берег.
Я видел, как она опустила на правый берег свое дитя, как потом вернулась за другим, доставившим ей столько хлопот…
Наверное, на правом берегу в горах у медведицы была своя берлога. И она хотела еще до большого паводка вернуться к себе. А сюда мамаша приводила детенышей угощаться ежевикой. Любимым лакомством среднеазиатских медведей.
Вспоминая всю сцену, я невольно улыбнулся.
До рыбалки ли тут! Алый диск солнца поднимался над Бабатагом.
Я выпустил своих сверчков из коробки. И они тут же брызнули в стороны. Спрятались под камнями. А вскоре послышалась их такая древняя и вечно юная песнь:
—Тир-ли! Тир-ли! Тир-ли!