Московскому дворянству Пушкин уделяет меньше внимания, чем петербургскому. Проходит несколько лет со времени, когда Пушкин писал 1-ю главу своего романа,
а А. С. Грибоедов закончил комедию “Горе от ума”, но Пушкин вносит в эпиграф
седьмой главы грибоедовские строки, подчеркивая тем самым, что с тех пор в
Москве мало что изменилось. Древняя столица всегда отличалась патриархальностью. Так, например, Татьяну встречает у тетки седой калмык, а мода на калмыков была в конце XVIII века.
Московское дворянство — образ собирательный в отличие от петербургского, где Евгений Онегин является главным героем. Пушкин, говоря о Москве, как бы населяет
ее героями грибоедовской комедии, которых не изменило время (“Но в них не видно перемены, /Все в них на старый образец... ”). Появляется в московском обществе и реальное историческое лицо: “К ней (Татьяне) как-то Вяземский подсел... ”. Но и в Москве все та же суета, “шум, хохот, беготня, поклоны”, которые оставляют равнодушными и Татьяну, и автора.
Главное занятие московских дворян — пустая болтовня, слепое подражание всему иностранному, сплетни, распространяющиеся с мгновенной скоростью. Пушкин с нескрываемым сожалением констатирует, что известность человека зависит от его материального положения. Автор разоблачает в романе женскую власть. Женскую власть в романе олицетворяет Пелагея Николаевна. Обратим внимание на тончайшую пушкинскую деталь. Вначале предстает “мосье”, а потом уж шпиц и муж.
Пушкин показывает бездуховность столичного общества, их пустые интересы, тщету и умственную ограниченность. Какое мы видим существенное различие между жизнью в столицах и в провинции? Бездействие и косность нравов присутствуют везде, но более образованные столичные дворяне стоят на иерархической лестнице выше, чем поместные. Время в Москве словно остановилось.
Но в них не видно перемены;
Все в них на старый образец:
У тетушки княжны Елены
Все тот же тюлевый чепец.
Влияние высшего света сам автор расценивает неоднозначно. 1-я глава дает резко сатирическое изображение света. Трагическая 6-я глава заканчивается лирическим отступлением — размышлениями автора о возрастном рубеже, который он готовится перешагнуть: “Ужель мне скоро тридцать лет? ” И он призывает “младое вдохновенье” спасти “душу поэта” от гибели, не дать
...окаменеть
В мертвящем упоенье света,
В сем омуте, где с вами я
Купаюсь, милые друзья!
Итак, омут, мертвящий душу.
Но вот 8-я глава:
...и ныне музу я впервые
На светский раут привожу.
И что же?
Ей нравится порядок стройный
Олигархических бесед,
И холод Гордости спокойной,
И эта смесь чинов и лет.
Образ света получал двойное освещение: с одной стороны, мир бездушный и механистический, он оставался объектом осуждения, с другой — как сфера, в которой развивается русская культура, жизнь одухотворяется игрой интеллектуальных и духовных сил, Поэзией, гордостью, как мир Карамзина и декабристов, Жуковского и самого автора “Евгения Онегина”, он сохраняет безусловную ценность.