Окрылённые
успехом у нанимателя, учителя решили ковать железо, пока горячо:
музыкант посоветовал Журдену обязательно устраивать еженедельные
домашние концерты, как это делается, по его словам, во всех
аристократических домах; учитель танцев тут же принялся обучать его
изысканнейшему из танцев — менуэту.
Потрёпанный,
но все же избежавший увечий учитель философии, в конце концов, смог
приступить к уроку. Поскольку Журден отказался заниматься как логикой —
слова там уж больно заковыристые, — так и этикой — к чему ему наука
умерять страсти, если все равно, коль уж разойдётся, ничто его
не остановит, — учёный муж стал посвящать его в тайны правописания.
Практикуясь
в произношении гласных звуков, Журден радовался, как ребёнок, но когда
первые восторги миновали, он раскрыл учителю философии большой секрет:
он, Журден, влюблён в некую великосветскую даму, и ему требуется
написать этой даме записочку. Философу это было пара пустяков — в прозе,
в стихах ли. Однако Журден попросил его обойтись без этих самых прозы
и стихов. Знал ли почтенный буржуа, что тут его ожидало одно из самых
ошеломительных в жизни открытий — оказывается, когда он кричал служанке:
«Николь, подай туфли и ночной колпак», из уст его, подумать только,
исходила чистейшая проза!
Впрочем, и в области словесности Журден
был все ж таки не лыком шит — как ни старался учитель философии, ему
не удалось улучшить сочинённый Журденом текст: «Прекрасная маркиза! Ваши
прекрасные глаза сулят мне смерть от любви».
Философу пришлось
удалиться, когда Журдену доложили о портном. Тот принёс новый костюм,
сшитый, естественно, по последней придворной моде. Подмастерья портного,
танцуя, внесли обнову и, не прерывая танца, облачили в неё Журдена. При
этом весьма пострадал его кошелёк: подмастерья не скупились на лестные
«ваша милость», «ваше сиятельство» и даже «светлость», а чрезвычайно
тронутый Журден — на чаевые.
В новом костюме Журден вознамерился
прогуляться по улицам Парижа, но супруга решительно воспротивилась этому
его намерению — и без того над Журденом смеётся полгорода. Вообще,
по её мнению, ему пора уже было одуматься и оставить свои придурковатые
причуды: к чему, спрашивается, Журдену фехтование, если он не намерен
никого убивать? зачем учиться танцам, когда ноги и без того вот-вот
откажут?
Возражая бессмысленным доводам женщины, Журден попытался
впечатлить её со служанкой плодами своей учёности, но без особого
успеха: Николь преспокойно произносила звук «у», даже не подозревая, что
при этом она вытягивает губы и сближает верхнюю челюсть с нижней,
а рапирой она запросто нанесла Журдену несколько уколов, которые
он не отразил, поскольку непросвещённая служанка колола не по правилам.
Во всех
глупостях, которым предавался её муж, г-жа Журден винила знатных
господ, с недавних пор начавших водить с ним дружбу. Для придворных
франтов Журден был обычной дойной коровой, он же, в свою очередь,
пребывал в уверенности, что дружба с ними даёт ему значительные — как
их там — пре-ро-га-тивы.
Одним из таких великосветских друзей
Журдена был граф Дорант. Едва войдя в гостиную, этот аристократ уделил
несколько изысканных комплиментов новому костюму, а затем бегло упомянул
о том, что нынче утром он говорил о Журдене в королевской опочивальне.
Подготовив таким манером почву, граф напомнил, что он должен своему
другу пятнадцать тысяч восемьсот ливров, так что тому прямой резон
одолжить ему ещё две тысячи двести — для ровного счета. В благодарность
за этот и последующие займы Дорант взял на себя роль посредника
в сердечных делах между Журденом и предметом его поклонения — маркизой
Дорименой, ради которой и затевался обед с представлением.
Г-жа
Журден, чтобы не мешалась, в этот день была отправлена на обед к своей
сестре. О замысле супруга она ничего не знала, сама же была озабочена
устройством судьбы своей дочери: Люсиль вроде бы отвечала взаимностью
на нежные чувства юноши по имени Клеонт, который в качестве зятя весьма
подходил г-же Журден. По её просьбе Николь, заинтересованная в женитьбе
молодой госпожи, так как сама она собиралась замуж за слугу Клеонта,
Ковьеля, привела юношу. Г-жа Журден тут же отправила его к мужу просить
руки дочери.
Однако первому и, по сути, единственному требованию
Журдена к соискателю руки Люсиль Клеонт не отвечал — он не был
дворянином, тогда как отец желал сделать дочь в худшем случае маркизой,
а то и герцогиней. Получив решительный отказ, Клеонт приуныл, но Ковьель
полагал, что ещё не все потеряно. Верный слуга задумал сыграть
с Журденом одну шутку, благо у него имелись друзья-актёры,
и соответствующие костюмы были под рукой.
Нам недавно задавали такое. Мне поставили 5.