К фонетическим архаизмам относятся и слова, сохранившие звук [е] перед твердым согласным, в то время как в их современных вариантах здесь звучит [о] (пишется ё) — раскаленный (сравните: раскалённый) , просвещенный (просвещённый) , обрек (обрёк
Помните, как артистка Мария Миронова в одной из своих юморесок «спотыкалась» на строчке из стихотворения Пушкина:
Как ныне сбирается вещий Олег
Отмстить неразумным хозарам,
Их селы и нивы за буйный набег
Обрек он мечам и пожарам.. .
Здесь, конечно, следовало прочитать [е] , потому что автор сознательно использовал этот фонетический архаизм как средство стилизации.
Подобные трудности могут возникнуть и при чтении прилагательных и причастий на -енный в текстах писателей XIX века. Чтобы не ошибаться, надо помнить, что поэты обычно предпочитали старинные варианты, которые придавали речи возвышенное звучание. Например, в «Воспоминаниях в Царском Селе» А. С. Пушкина:
Страшись, о рать иноплеменных.
России двинулись сыны;
Восстал и стар и млад; летят на дерзновенных,
Сердца их мщеньем зажжены.
При этом нередко рифма подсказывает правильное чтение ударного [е] , как, например, в таком отрывке из этого же произведения:
О скальд России вдохновенный,
Воспевший ратных грозный строй,
В кругу товарищей, с душой воспламененной,
Греми на арфе золотой!
Ведь нельзя же сказать «вдохновённый» , а поэтому мы читаем воспламененный, а не «воспламенённый»
Но есть и такая разновидность архаизмов, о которых следует говорить особо. Начнем с простого примера. Вы помните строчки из «Евгения Онегина» : Мечтой, то грустной, то прелестной, его встревожен поздний сон! Не кажется ли вам странным выделенное словосочетание? Ведь современный автор никогда не соединит слова грустный и мечта, потому что мечта вдохновляет, радует, вселяет веру.. .Однако во времена А. С. Пушкина такое сочетание было возможно. Кроме того, мы находим у нашего любимого поэта еще более удивительные определения к слову мечта. Вспомните, в «Полтаве» : ...Быть может (какая страшная мечта) , моим отцом я проклята. В чем же дело? Очевидно, для А. С. Пушкина слово мечта означало не «предмет желаний, стремлений» , как в современном языке, а нечто иное — «создание воображения, видение, мысль» . Это давало право поэту писать, например, в «Цыганах» : ...Я видел страшные мечты!