Изучение истории политической власти в первую очередь предполагает обращение к такой категории, как политический режим. В последние десятилетия проблема политического режима достаточно эффективно разрабатывается советским государствоведами и политологами. Причем понимается ли он как компонент формы государства либо как элемент политической системы в целом, ее «функциональная сторона» речь по существу идет об одном и том же: об участниках политического процесса — классах, группах и организациях, о реально действующих нормах, которые регламентируют их взаимоотношения, о методах, используемых политическим руководством при осуществлении прерогатив власти и управления. Политический режим, тесно соприкасающийся с социальной структурой, не только раскрывает особенности функционирования государственной власти, но, четко отражая социальные сдвиги, вместе с тем позволяет увидеть динамику организации власти, понять ее характерные черты, выявить конкретно-классовое содержание.
При всей своей значимости данный феномен, универсальный характер которого уже не подвергается сомнению, применительно к добуржуазному государству специально не рассматривался ни историками-правоведами, ни политологами[. Не изучен генезис политического режима и в Римском рабовладельческом государстве, хотя интерес к данной стороне политической жизни античного общества возник очень давно. К ней обращались уже древнегреческие и древнеримские мыслители (Аристотель, Платон, Панетий, Полибий, Лукреций, Цицерон) в своих концепциях о развитии «правильных» и «неправильных» форм государства.
Проблема политического режима в римской общине — неотъемлемая часть более общей проблемы политизации и оформления публичной власти. Сформировалась римская civitas в VIII—VII вв. до и. э. из родо-племенных и территориальных коллективов путем обособления от окружающих племен в пределах одного разраставшегося поселения. В ходе этого процесса складывалось отношение к внешнему миру как к преимущественно чужому, враждебному; одновременно наблюдалось внутриобщинное сплочение, которое подкреплялось определенным отношением к «естественной лаборатории» — земле. Однако даже в период правления первых рексов внутри общинного коллектива отсутствовало единство. Как отмечает И. Л. Маяк, gentes были разделены на большие патриархальные семьи, внутри которых не было равенства: надельная земля родовых общин, как и наделы сосуществовавших с ними общин территориальных, постепенно переходила в частное владение paterfamilias.Уже в начале «эпохи царей» Рим знал социальное и имущественное неравенство, клиентскую зависимость, патриархальное рабство, выделение знати и социальные раздоры, а также «усиление царской власти за счет принижения роли народного собрания к особенно сената».При всем том о преобразовании гентильной общины в территориально-соседскую, об образовании полиса — civitas, т. е. «гражданской общины», социально-экономическое основой которой была античная форма собственности, И. Л. Маяк считает возможным говорить лишь начиная с этрусских правителей. В сущности предлагается традиционная концепция возникновения государственности в Риме в послесервианскую эпоху. Во всем ли она приемлема?