В первом приближении к вопросу о сущности смертной казни, сама постановка вопроса о сущности может показаться надуманной. Но это только в том случае, если осуществлять подобное приближение в рамках формально — юридического подхода, то есть анализировать смертную казнь как исключительную меру наказания. В юридической традиции рассуждения так сложилось, что иная, чем формально — юридическая точка зрения означает, как правило, форму социологического анализа, социологического подхода, реализующего в своей методологии сразу же идеи Великого просвещения — гуманизм, целесообразность, истинность суждения в форме приговора и, наконец, основной аргумент противников смертной казни— необратимость судебной ошибки. Вместе с тем, вопрос жизни и смерти человека является предельным вопросом бытийного (ни одна вечность не длится дольше жизни человека) и в своей «номенклатуре» должен решаться в рамках философского знания. Однако любые попытки философии, в особенности философии права, решить указанный вопрос наталкиваются на непрактичность в области ценности для правоприменителя и вытекающую из этого морализированность, начиная от «не убий», и заканчивая «смертная казнь придумана не государством, а убийцами (преступниками)». Любое подобное рассуждение однозначно заканчивается ровно так же, как его сформулировал Иммануил Кант в своем категориальном императиве, трансформируется в неприятие возможности применения смертной казни на уровне рационального и в истерику беспомощности, когда это касается лично субъекта рассуждения (убийство близких и невозможность мести). В любом случае в каждом заложено убийство, просто некоторым удобнее быть жертвами убийства, но от этого предощущения его меньше не становится.