Всю ночь в горах шел снег, а утром… Иду вверх по ущелью, вспахивая ногами снеговую пуховину. Рассыпающийся снег настолько чист и ослепительно ярок, что отливаЕт чернью. Красавицы ели в богатом белом одеянье, перемежаясь березовыми и осиновыми колками, поднимаются по крутым скатам, сливаясь в зыбко дымчатой дали в белесый голубовато-зеленый массив. Белой куделью пушатся по сторонам кусты барбариса и шиповника, заросли малины. Цепочки следов ведут к этим хоромам. Рябины бережно держат красные корзинки, наполненные с верхом хлопьями снега. Редкие боярки стоят нарядными недотрогами, как будто в один день влюбились в кого-то и нарядились невестами. Но вот ивы не так легкомысленны, и кроны их, как девичьи прически, не похожи одна на другую. У одних снег понабился в сухие кучери листьев, другие опустили ветки тяжелыми белыми локонами, третьи же, по небрежности растерявшие листья, натянули снежные перепонки между парными сучьями. Это видно модно у безлистых ив – нарядиться в «гусиные лапки».
На лощинах, волнистых от засыпанной снегом травы, горделиво возвышаются крепкие седые кусты лопуха и татарника. Пушистые белые шапочки покрыли их колючие головки. Снег понадобился и в сухие лучистые соцветия дикого морковника. Ломкие стебли склонились под их тяжестью. Усилились даже почти гладкие метелочки конского щавеля. По склонам серебристых лощинок то здесь, то там пересыпаясь сверкают радужные блески.