Побывав в 1871 году на спектакле «Горе от ума» Александринского театра, писатель в кругу друзей поделился своими мыслями. Им удалось убедить Ивана Александровича записать собственные размышления. Статья, подписанная инициалами «И. Г.» , имела большой успех. Редактор «Вестника Европы» М. М. Стасюлевич спустя четыре года решил переиздать ее с тем произведением, рецензией на которое она являлась. Узнав об этом, требовательный к себе Гончаров всполошился: «Но так отдельно, на виду, да еще рядом с пиэсой – не годится, не годится! » Потребовались долгие уговоры. Статья появилась вновь только в 1881 году. Этот «критический этюд» носил название "Мильон терзаний", без него немыслимо теперь прочтение великой пьесы.
Гончаров совершает глубокий вдумчивый разбор «тонкой, умной, изящной и страстной комедии» . Отталкиваясь от названия комедии Грибоедова, он предлагает свое программное заглавие "Мильон терзаний" – тоже цитату, и дальнейший разбор подчиняет его раскрытию. Кто среди персонажей обречен на терзания? В чем они заключаются? Оправданны ли они? Идеалы Чацкого в высшей степени благородны, конкретны, «определительны» . Это идеалы гуманности, близкие писателю, да и всякой независимой личности: «…Это – свобода от всех <…> цепей рабства, которыми оковано общество, а потом свобода – «вперить в науки ум, алчущий познаний» , или беспрепятственно предаваться «искусствам творческим… » <…>, и – ряд дальнейших очередных подобных шагов к свободе – от несвободы» . Чацкий привлекает писателя нравственной силой и энергией деятельности. Эту нравственную правоту ощущают остальные герои, и если борются, изворачиваются, клевещут – «от страха за себя, за свое безмятежно-праздное существование… » Разбор пьесы Гончаров завершает отточенным в своей убедительности выводом: «Чацкий сломлен количеством старой силы, нанеся ей в свою очередь смертельный удар качеством силы свежей» . Хотя Фамусова Чацкий «не образумил, не отрезвил и не исправил» – все же «покой его возмутился со всех сторон – и поневоле заставит кое о чем подумать…» . То же самое можно сказать о Молчалине (и не о нем одном) : «Маска сдернута <…> и ему, как пойманному вору, надо прятаться в угол» . Чацкому и его «бою» Гончаров придает значение конфликта своего времени. События, свершившиеся «в один день, в одном доме» – «отразились на всей Москве и России» .
В Чацком Гончаров видит вечный тип, подобный «сервантесовскому Дон-Кихоту» и «шекспировскому Гамлету» . «Много можно бы привести Чацких, – замечает Иван Александрович, – являвшихся на очередной смене эпохи поколения – в борьбах за идею, за дело, за правду <…>, за новый порядок, на всех ступенях, во всех слоях русской жизни и труда <…>. О многих из них хранится свежее предание, других мы видели и знали, а иные еще продолжают борьбу».. .