Делами заниматься Наполеон не мог и вопреки своему обыкновению, за время своего пребывания в Петровском дворце не продиктовал ни одного приказа, не сделал ни одного распоряжения.
Наполеон мрачнел прямо-таки с каждым днём. В первые дни взятия Москвы он не раз говорил своим маршалам, что, если русские в ближайшее время не попросят мира, он предпримет поход на Петербург. Давно ли это было? Теперь в возможность такого похода он уже и сам-то не верил, а император Александр Первый не подавал никаких признаков, что желал бы начать переговоры. Но, может быть, он просто не решается заговорить о мире первым и надо пойти ему навстречу?
Наполеон обрадовался этой мысли. "Заняв столицу враждебного государства, можно, не боясь унизить себя, предложить мир... Это будет выглядеть даже великодушно", - рассуждал он.
Однажды, рассматривая на карте позицию Мюрата, он спросил у его адъютанта:
- Что за странная мысль пришла господину маршалу встать в лощине? Ему следовало бы расположиться на реке Наре.
- Он и хотел стать на её берегах - ответил адъютант, - но русские не допустили.
Положение становилось-таки затруднительным. Русские не допустили! Эти слова в последнее время все чаще приходилось слышать Наполеону. Надо мириться! Во что бы то ни стало надо мириться! Как же поступить?
В тот же день Наполеон вызвал бывшего посла в России графа Коленкура:
- Поезжайте-ка в Петербург, дорогой граф, и предложите императору Александру мир и союз с Францией.
Но Коленкур ехать отказался.
Явившийся вслед за ним граф Лористон, преемник Коленкура, получил то же поручение и тоже попытался отговорить Наполеона, но тот ему сказал уже прямо:
- Мне нужен мир, я непременно хочу его заключить, только бы честь была спасена. Отправляйтесь немедленно в русский лагерь.