Инновационным опытом индустриального домостроения можно считать Крестовский жилмассив, строительство которого началось в 1932 году. В едином комплексе с типовыми домами серии ЛДН (авторы – В.А. Латынин, Б.В. Дмитриевский, Н.Н. Носов) здесь был сооружен экспериментальный объект «Тахитектон», отлитый и смонтированный из бетона в передвижном цеху за 44 дня (инженер И.В. Рянгин). Этот оригинальный жилой дом, как и почти весь жилмассив, был недавно безжалостно снесен.Новизной технологического процесса отличались механизированные хлебозаводы, устроенные в 1931–1933 годах по системе инженера Г.П. Марсакова (Барочная улица, 4; Политехническая улица, 11). Круглая форма зданий служит здесь оболочкой вертикально-кольцевого цикла приготовления хлеба.С промышленной сферой была тесно связана деятельность Я.Г. Чернихова – создателя блестящих архитектурных фантазий, раскрывших образную силу и богатый потенциал новаторского формотворчества. Сооруженная им водонапорная башня на 25-й линии В. О. (1931) демонстрирует острую экспрессию обнаженной железобетонной конструкции.Следует подчеркнуть, что многие замыслы тех лет имели градостроительную направленность, намечали преобразование целых районов. Важное место отводилось зоне отдыха на Кировских островах, где сооружался стадион «Динамо» (О.Л. Лялин, Я.О. Свирский), а с 1932 года под руководством А.С. Никольского велось проектирование крупнейшего стадиона им. С.М. Кирова. Тогда же под началом Л.А. Ильина разрабатывался генеральный план развития Ленинграда, о чем подробно рассказано в статье про-фессора С.В. Семенцова (см. № 2 (9) 2011 «Архитектурного Петербурга»).Между тем после 1932 года над авангардом все плотнее сгущались тучи. Нарастал вал критики новаторских течений, их осуждали за формализм и художественный нигилизм, за подражание западной архитектуре. Изменившийся социальный и политический заказ требовал более представительных и узнаваемых архитектурных решений, импониро-вавших массовому вкусу.Конструктивизм не сразу сдал позиции, но был вынужден мимикрировать, принимая «покровительственную окраску» за счет внешнего обогащения форм. Это особенно заметно в тех зданиях, строительство которых растянулось на несколько лет, – например, во Дворце культуры им. С.М. Кирова (1931–1937, Н.А. Троцкий). Одно из самых впечат-ляющих произведений позднего авангарда создал И.Г. Явейн – жилой дом Свирьстроя на Малом проспекте П.С. (1933–1938).Классицистические интонации приобретали все более отчетливое звучание. Концепция реконструкции классики выдающегося зодчего И.А. Фомина, выработанная им ранее, именно теперь стала творческим ориентиром. Опознавательным знаком ее служил упрощенный и обобщенный ордер. Близкую модификацию стиля представляло беренсианство, образцом которого являлось здание Германского посольства П. Беренса на Исаакиевской площади. Этой специфически региональной версии неоклассики придерживался Д.П. Бурышкин и отчасти Н.А. Троцкий. Своеобразную вариацию ар деко с гигантским пилонным ордером создали Е.А. Левинсон и И.И. Фомин.Симбиоз новизны и традиций оказался чрезвычайно плодотворным. Метаморфозы неоклассики порождали оригинальную стилистику интегрирующего типа. Правда, с конца 1930-х годов возобладали приемы ретроспективного стилизаторства с уклоном к пом-пезности и декоративизму. Воцарился «сталинский ампир», которому в условиях тоталитарного режима не могло быть альтернативы.Авангард на долгое время оказался в положении эстетического и политического изгоя. Для его создателей и сторонников это вылилось в творческую драму. Но для многих ленинградских архитекторов обращение к наследию означало возвращение к историческим ансамблевым традициям города и находило у них искренний отклик. Однако это относится уже к следующему этапу истории нашей архитектуры.